Александр Ступников - Комплекс полноценности

Сказали мне налево повернуться.
Я повернулся.
Сам к себе спиной.
И тянутся с тех пор передо мной
Чужих дорог крутые перепутья.

Как будто перепаханный межой,
О Господи,
Я сам себе чужой.

Прости нам, Боже, все грехи.
Прости нас, Боже.
За то, что мы то велики,
А то — ничтожны.

За то, что слово не всегда
За делом встанет.
И мы с собою не в ладах.
И вряд ли станем.

Поскольку радость
И глуха, и одинока,
Лишь в обнаженности греха
Души истоки.

И боль, дарующая стыд,
Как очищенье
От всех прощений и обид.
И всепрощений.

Нисходит к нам во искупение
Сполна
Моя вина, твоя вина,
Его вина…

Когда бы был я тем, кто есть —
Весь.
Тогда бы стал я тем, кем был —
Слыл.
Но как всё это совместить
С тем,
Другим,
Каким я должен быть —
Всем.

— Терпи, — мне говорили. Я терпел.
Молчанием до глотки наливался.
То выше звезд с размаха поднимался.
То вниз о камни острые летел.

Терпение — прибежище рабов.
Несчастье их. А может быть и сила,
Которая в себе провозгласила
Трусливую беспомощность зубов.

Терпение на бедность подают.
Другую щеку скорбно подставляя,
Оно себя страдальцем выставляет
И радостно молчит, когда не бьют.

Но стоит ли терпением грешить.
Чтоб жизнь перетерпеть, а не прожить?

Звук шагов ушедших замер.
Оглушительная глушь.
И в простенках общих камер
Одиночки наших душ.

Дней рассыпанные зерна
На потраву всем ветрам.
И с ключами коридорный —
За апостола Петра.

Дух свободный — неугодный.
Потому что он везде
Под ярмом ходить не годный
И кусается в узде.

Опять к Земле взлетал Икар.
И в просветеленности страданья
Опять языческую данью
На казнь вели еретика.

Крестились птицы на лету
И, как уже не раз бывало,
Над правдой ложь торжествовала
И зло топтало доброту.

И книги вновь летели в грязь.
Толпа ликующе ревела.
И от грязи этой пьянела,
Своим невежеством гордясь.

И было тесно от химер.
И потных самоутверждений:
Для лилипутских рассуждений
Лишь падший мыслим Гулливер.

Но потому, объяв миры,
Жизнь рваться к солнцу не устала,
Что кто-то всходит на костры,
Похожие на пьедесталы.

Мне никому не надо объяснять,
Что дважды два
Порой бывает «пять».
Что целое нередко меньше части.
А самый верный способ от напасти —
Не медля, своевременно напасть.
И та реальность, что дано познать,
Проста, как ложь. И этим же удобна.
И, словно правда неправдоподобна.
Но мне её не надо объяснять.

И Вавилон
Немых столпотворений:
От объяснительных
До объяснений.

Вопили: «Покорил!» —
Великие цари.
И тысячи племен —
В полон.

Во все концы земли,
До самых. до краев
Закованных вели
Рабов.

И кто-нибудь из них,
Стеная, вопрошал —
Откуда я возник
И где моя душа?

Грядущие века
И новые цари
На силе кулака
Взносили алтари.

И каждый говорил,
Что, славой осенен,
Он тысячи смирил
Племен.

Им не было преград
И волны колесниц
Сносили всё подряд —
Без лиц.

Но кто-нибудь всегда
Им царствовать мешал.
— Откуда я возник
— И где моя душа?

Уж ветер расплескал
Давно во все концы,
Как пригоршни песка,
Дворцы.

Скрипит от бывших стен
Осыпавшийся тлен.
Но замки из песка —
Остались на века.

Любовь.
Благословение — терпение.
Душа.
Благословение — борение.
Печаль.
Благословение — сомнение.
Свеча.
Благословение — горение.

А где найти такое озарение,
Чтоб хоть мгновенье —
Без благословения?

Мне хочется куда-нибудь уехать.
В сумятице нетронутых снегов
Укрыться от навязанных догов
И плакать от растаявшего смеха.

И помнить, и надеяться, и верить,
Что к лучшему слагаются года.
И нет над нами Страшного Суда,
Где жизнь — приговоренность к высшей мере.

Там будущее кружит кружева,
Там люди согреваются общением,
Там чай всегда готов. А угощение
Естественно, как добрые слова.

И поутру никто не обессудит.
Но я забыл, что было
И что будет….

Единственная капля
И камень не продолбит,
И моря не прибавит,
И жажду не осушит.
Но
Может переполнить чашу,
И тогда
Случаются всемирные потопы,
И женщины рвут волосы от горя,
И старики поминки собирают
По некогда всесильным сыновьям,
Которые умели ненавидеть,
И в стаи собирались на рассвете.
И не считали каплю —
За глоток…

Ну, почему ты неосторожен?
Снова сказал то, что думал.
По рожам.
Вот и опять я — неосторожен.

Это запретно. А этак — положено.
И в разговорах пустопорожних
Бойтесь друг- друга
Шкурною кожей.
Вот и опять я — неосторожен.

Словно крадущий, взгляд настороженный.
В страхе живущий, дважды ничтожен.
Страх это нож. Лицемерие — ножны.
Вот и опять я — неосторожен.

Жизнь быстротечна. И невозможна,
Если извечно
Жить осторожно.

Мы законах, как в загонах.
О, стреноженные кони,
Если Бога нет в иконах,
То зачем они,
Иконы?

Не знаю я, где правда, где обман.
Я в жизнь пришел, хотя и не был зван.
И тридцать верст остались за спиной,
Как тридцать гнезд, разрушенных войной.