Кирилл Померанцев - Спор с безжалостной судьбой: Собрание стихотворений

Да, ты прав, недовольный читатель:
Где там теннис и где твой футбол?
Где спортивных наград раздаватель,
Где поп-музыка, где рок-н-ролл?

Уж такая мне вышла планида —
На своих на двоих кочевать,
Восхищаться романом Майн-Рида,
Афанасьева сказки читать.

Я написал стихи о Рафаэле
                    И позабыл.
Как будто не писал.
Над серым Лувром тучи розовели,
Кружились листья, вечер наставал.

Глухие сны от Сены поднимались,
Качались и ползли по мостовой,
И снилось мне:
                    склоняется Новалис
Над блюдом с мёртвой головой.

Я наблюдаю человечество
В кино, на улицах, в метро,
И пролетарского отечества —
«Миролюбивое добро»,
Что забивают до истерики
Во все журналы и мозги.
А здесь — в Европе и в Америке —
Всё те же дантовы круги.

Но тот же вечер аметистовый,
Всё так же окнами горя,
Шуршит оранжевыми листьями
В последних числах октября.

Я никогда не чтил богатства
И славы тоже не искал,
Свободу, равенство и братство
Великодушно презирал.

Они ничто не изменили
И никому не помогли,
Туманным облаком скользили
Над скорбной участью Земли.

Как прежде, Ротшильд проплывает
В своём «Роллс-Ройсе» по Лоншан,
Клошар подвыпивший ныряет
В метро на свой ночной диван.

И так плетётся всё земное,
Звеном цепляясь за звено.
А прочее, а остальное…
Да нужно ли кому оно?

Я о любви почти не говорю,
А тем, кто говорит, не доверяю.
За всё, за всё тебя благодарю,
За всё, за всё тебя благословляю.

За этот вечер в комнате пустой,
За эту ветку, что в окно упала,
И за мечту, умершую мечтой,
Чтоб память о тебе не умирала.

Я позабыл российские метели
И полюбил бургундское вино…
Но годы шли, столетия летели,
Мечты, как камни, падали на дно.

А звёздный свод по-прежнему недвижен,
В прохладный сумрак мчатся поезда,
И медленно над сказочным Парижем
Ложится ночь, как будто навсегда.

«Я сослан в самого себя»,
Я заключён в своё сознанье,
Я — вся огромность мирозданья
В песчинке собственного «я».

Я сослан в самого себя.

Я — концентрационный лагерь,
Я — Бухенвальд и Колыма,
Труп, догнивающий в овраге,
Я — Божий мир.
                    Я — жизнь сама.

Я так мелко, так скучно старею,
Стал придирчив, упрям и сварлив.
Были б деньги — махнул бы в Корею,
В Абиджан или в Тананарив.

Потому что известно с пелёнок:
Хорошо только там, где нас нет.
Это скажет вам каждый ребёнок,
Каждый русский и каждый поэт.

Потому что, — и это известно, —
Разбазарив всю жизнь наобум,
Нам под старость становится тесно
От себя и от собственных дум.

Я устал от бесплодных мечтаний,
От людей, от друзей, от всего:
От полей и от каменных зданий, —
Я устал от себя самого.

Неужели за плотной доскою,
В вечном свете и в жизни иной,
Навсегда я останусь собою,
Отвратительно гаденьким мной?

Я хотел бы мальчишкой-ветром
Заласкать тебя тёплым светом;
Налетая волною пенной,
Облизать тебя властью пленной.

Подарить золотистый вечер,
Тенью сосен упасть на плечи.
Ночью шарфом обнять за шею…
От мечты я уже шалею.

Иль… вином хочу впиться в губы.
Нет — плодом, чтоб кусали зубы.

Обволок бы тебя туманом,
Спутал ноги лиан арканом
И унёс в голубую келью,
Став навеки твоей постелью.

Опять на дорогах Италии:
Порывисто дышит мотор.
Флоренция, Рим и так далее,
Неаполь, миланский Собор…

Блаженствует вечер каштановый,
Над Лидо в полнеба закат, —
Совсем, как в стихах у Иванова, —
Сгорает и рвётся назад.

Но мне ли теперь до Венеции,
До кружев её базилик,
Когда, оборвавшись с трапеции
В бессмыслицу, в старость, в тупик,

Я вижу: в конце траектории,
На стыке дорог и орбит, —
Огромное небо Истории
Последним закатом горит.

На площади, перед Собором,
Июльский зной не растворим, —
Ложится медленным узором
На горизонт вечерний Рим.

Не так ли святотканной сетью,
Перегоняя ночь и день,
Ложилась на тысячелетья
Его апостольская сень?

Теперь же в бронзовом закате
Лишь тени зыбкие дрожат,
И о другом апостолате
Пророчит медленный закат:

О том, что сумраком незримым
Горящий Запад озарён,
И Первый Рим пред Третьим Римом
В священном трепете склонен.

Если лопнет передняя шина
Или тормоз на спуске сгорит
И слепая стальная машина
В побеждённое время влетит, —

Пусть застынут в легчайшем виденье
Луг зелёный и синяя твердь,
Потому что последним мгновеньем
Побеждаются время и смерть.

Мне бессонится,
                    мне не лежится.
Канителятся мысли гурьбой.
Израсходовав все заграницы,
Я не знаю, что делать с собой.
За окном флорентийское небо,
А за ним петербургский рассвет.
Мне бы горсточку радости,
                    мне бы
Двухцилиндровый мотоциклет!
Чтоб в бессонницу,
                    в небо,
                    в Италию,
В Петербург,
                    в Петроград,
                    в Ленинград,
И так далее,
                    и так далее…
Через дождь,
                    через снег, через град —
Прокатить бы по шпалам Истории,
По тому, что ещё впереди:
По её винтовой траектории
В побеждённое завтра войти.
Чтоб из завтра взглянуть на Флоренцию,
На сравнявшийся с небом рассвет,
На полёты,
                    бунты,
                    конференции
Наших кибернетических лет.