Геннадий Алексеев - Стихотворения

Вчера я подметал пол
и обнаружил под столом чугунное ядро
оказывается Бородинская битва
тоже произошла в моей комнате.

Кто-то распустил слух
что в моей комнате
расстреляли Николая Второго и его семью.

Я не монархист.
Но это ложь.

Во дворе меня убивают грабители,
на сцене меня протыкает шпагой Лаэрт
в Китае мне ломают рёбра революционеры
в кино мне стреляет в затылок эсесовец
а по улицам бродят наглые молодые люди
и пристают к скромным девицам

к тому же весенние платья женщин очень яркие и режут глаза
и когда едешь на вокзал с чемоданом
то кажется
что все на тебя смотрят
а когда входишь в купе
то боишься
что соседи окажутся слишком общительными

но мы выйдем все вместе на последней станции

и они тоже выйдут —
тот идиот в Вильнюсе у костёла святой Анны
(мял в руках кепку
взгляд был просящий и выжидательный)
тот слепой с транзистором у Казанского собора
(дышал свежим воздухом
и слушал баркаролу Шуберта)
тот парень с рюкзаком на вершине Кара-Дага
(подошёл и спрашивает как пройти к морю
а море было на виду — огромное)
тот человек стоявший в открытом окне на шестом этаже
(он был голый до пояса и мыл стёкла)

о мир!
о мальчик мой!
не плачь!
мы выйдем вместе!

Проснувшись,
хорошо начать день
с глубокого сладкого вздоха.
Встав,
неплохо продолжить день
широким решительным шагом.
Умывшись,
разумно взглянуть на день,
твердым спокойным взглядом.
Позавтракав,
полезно наполнить день
неустанным бескорыстным трудом.
Пообедав,
нелишне украсить день
красивым благородным поступком.
Поужинав,
уместно закончить день
блаженным заслуженным отдыхом.
Засыпая,
недурно вспомнить прошедший день
с доброй мягкой улыбкой.
Во сне
приятно увидеть себя проснувшимся,
начинающего день
с глубокого
сладкого
вздоха. [2] Проснувшись, хорошо начать день с глубокого вздоха. Встав, неплохо продолжить день широким решительным шагом. Умывшись, разумно взглянуть на день трезвым спокойным взглядом. Позавтракав, полезно наполнить день неустанным бескорыстным трудом. Пообедав, нелишне украсить день блаженным заслуженным отдыхом. Засыпая, недурно вспомнить прошедший день с доброй улыбкой. Во сне приятно увидеть себя проснувшимся, начинающим день с глубокого сладкого вздоха.

Однажды в понедельник
мне показалось,
что я существую.
Я очень удивился
и стал ждать вторника.
Во вторник
мои подозрения не рассеялись.
Я был совсем обескуражен.
В среду
мое существование стало и вовсе очевидным.
Я был потрясен.

С тех пор
я не нахожу себе места —
как ни странно,
я существую.

Я стою на набережной.
Передо мной Дворцовый мост,
а за ним мост Лейтенанта Шмидта,
а дальше уже нет мостов,
дальше, как ни странно,
уже Финский залив.

Я покупаю билет на Финляндском вокзале,
сажусь в электричку
и еду среди сосен на северо-запад.
И сосны, как ни странно,
расступаются в стороны.
А потом я иду по лесу.
Поют птицы,
Снуют муравьи,
и облака надо мной белые,
как ни странно.

— Эй ты,
поэт —
крикнуло мне созвездие Лебедя. —
Напиши обо мне красиво!

— Эй ты,
поэт —
крикнул мне сфинкс на набережной. —
Напиши обо мне загадочно!

— Эй ты,
поэт —
крикнул мне башенный кран. —
Напиши про меня задушевно!

— Эй ты,
поэт —
кричит мне продавщица мороженого. —
Напиши обо мне что-нибудь тепленькое!

Я сажусь
и пишу о созвездии Лебедя —
получается, кажется, красиво, —
и о сфинксе на набережной —
получается вроде бы загадочно, —
и про башенный кран —
выходит вполне задушевно, —
и для продавщицы мороженого —
вышло что-то очень теплое.

— Дурак ты,
поэт! —
говорит мне Литейный мост. —
Пиши, что душа просит!

Я взял
и написал это стихотворение.
Получилось ли оно —
не знаю.

Что же вы, дети,
так громко кричите?
Что же вы, дети,
так часто деретесь?
Что вы ревете,
несносные дети?

Сосредоточиться
нам дети не дают,
но и отчаянью
они нас не подпустят.
Уединиться дети
не дают,
но облениться
тоже не позволят.
Ни дня покоя
дети не дают,
но вдохновению
они не помешают.

Что же вы, дети, умолкли?
Орите!
Что же вы, дети, притихли?
Деритесь!
Что вы не плачете,
милые дети?

И почему вы так быстро взрослеете?
Что вы торопитесь,
глупые дети?

Вместо того
чтобы спать до полудня,
он вставал с рассветом
и принимался за дело.

Вместо того,
чтобы сидеть на крылечке
он бродил по лесам
и гладелся в озера.

Вместо того
чтобы стать счастливым,
он делал счастливым
каждого встречного.

Вместо того
чтобы считать ворон,
он творил зачем-то
подлинные шедевры.

Вместо того
чтобы о нем позабыть,
все его отлично помнят
почему-то.

Я восхищаюсь ею,
а она грозит мне кулаком
(запугать хочет),
потом хватает иерихонскую трубу
и трубит в нее
что есть мочи
(оглушить хочет),
потом подбегает
и бъет меня по глазам
тонким прутиком
(ослепить хочет),
потом изменяет черты
и притворяется безобразной
(одурачить хочет)
а потом исчезает
и долго-долго не появляется
(испытать меня хочет),
но я все равно восхищаюсь ею
(зря старается).

Веселые они люди —
бессовестные.

Спросишь:
— И не совестно вам?
— Нет, — отвечают, —
не совестно! —
И улыбаются.

Удивишься:
— Неужто и впрямь
совсем у вас совести нет?
— Да, — говорят, —
ни капельки нет! —
И смеются.

Полюбопытствуешь:
— Куда же вы ее дели,
совесть-то свою?
— Да у нас и не было ее, — говорят, —
никогда не было! —
И хохочут.

Отойдешь в сторонку
и задумаешься.

Тетка в синем переднике
сдирает со стен старые афиши
Они отдираются слоями.
Обнажаются:
название выставки,
которая уже давно закрыта,
фотография клоуна,
который умер месяц назад,
и фамилия дирижера,
уже закончившего свои гастроли.
Тетка в синем переднике
поворачивает время вспять.