Николай Глазков - Избранные стихи

Добравшись до фундамента
Прославленной зимы,
Один мой друг
Шерсть мамонта
Прислал мне с Колымы.

Не ведая известности,
Тот мамонт-монумент
Лежал в мерзлотной вечности
Сто двадцать тысяч лет!

О почестях не думая,
Был царственно велик —
И посрамил все мумии
Египетских владык.

Природа мавзолейную
Ему воздала честь,
И шерсть его музейную
Моль не сумела съесть.

Шерсть эту величавую
Мой друг вложил в конверт,
И получил я в авиа
От Колымы привет.

Он то и дело гонит бревна,
Их многотонно перебрав.
Остервенело и любовно
Осуществляет лесосплав.

Он со времен палеолита
Бежит по этим скалам вскачь,
Неистовый и знаменитый
Волшебный водопад Кивач.

Так, низвергаясь ошалело,
Он по душевной простоте
Наполовину служит делу,
Наполовину — красоте.

Так и поэт, который смело
Своей доверился мечте,
Наполовину служит делу,
Наполовину — красоте.

Так и поэт, веселый автор,
Слова чеканя и граня,
Творит свои стихи для завтра
И для сегодняшнего дня.

Он видел изюбра и зубра
И зебру брал бодро за жабры,
Ловил скорпионов и зубы
У кобры выдергивал храбро.

В местах удивительно гиблых,
Где выли шакалы и волки,
Успешней, чем Байроп и Киплинг,
Шагал неустанно и бойко.

Акулу хватал он за скулы,
Влезал на отвесные скалы
И там, где другие тонули,
Сбирал жемчуга и кораллы.

Бывал в Верхоянах, в Саянах,
В саваннах простора мирского
И на четырех океанах
Читал Николая Глазкова!

Хорошо, что солнце светит в марте.
Отмечая радостно весну,
Не играйте в домино и в карты,
А фотографируйтесь в лесу!

Вы пока в расцвете и в зените,
Отгоните бесполезный страх:
Лишнюю одежду всю снимите
И фотографируйтесь в трусах!

Обязательно снимите обувь —
Похвалиться сможете потом:
Возле синеватого сугроба
Смело снег топчите босиком!

Вы пока в зените и в расцвете,
Старость не берет вас за бока,
Радуйтесь тому, что есть на свете
Фото на грядущие века!

Чтобы после ваши дети, внуки,
Проходя по мартовским лесам,
Забывали про свои недуги
И усердно подражали вам!

Ландыши — фарфоровые чашечки —
Хороши в лесу,
Где поют приветливые пташечки,
Пчелы пьют росу.

Веет ароматами от ландышей
В зной перед грозой,
И гордятся ландыши взаправдашной
Красотой лесной.

Ну, а ежели поставить в вазочку
Ландышей букет,
На ночь вам они лесную сказочку
Не расскажут, нет!..

А когда вольется пробуждение
В утренний прибой,
Вы почувствуете от растения
Головную боль.

Словно накануне вы какого-то
Выпили ерша-

Любит лес дремучий, а не комнату
Ландыша душа!

Могу признаться, что не сразу
Воздушный транспорт оценил:
На трассах МАЗы или ГАЗы
Мне больше нравились, чем Ил.
И нынче чувствую тревожно
Дыханием и сердцем взлет,
А все-таки всего надежней
На севере Аэрофлот!

Всех выручает он, сердешный,
Своим дюралевым крылом,
И для него сработан здешний
Проселочный аэродром.
Бетона нет —- песок да глина,
А дождь пошел, вода — беда,
И превосходная машина
Не приземляется тогда.

Не самолеты виноваты:
Помимо зданий и дорог,
Аэродромы строить надо,
Чтоб ливень их размыть не смог.
Ну и тогда еще успешней
Свои итоги подведет
Незаменимый и сердешный,
Родимый наш Аэрофлот!

Поэт Бодлер наверняка
Хорошим был поэтом,
Вошел заслуженно в века,
Однако суть не в этом,
А в том, что снизу вверх Бодлер
Смотрел на облака
И их превыше всяких мер
Прославил на века.

Мне жаль Бодлера-чудака:
Он по старинке жил,
А я на эти облака
Смотрю как пассажир.
На них смотрю я свысока —
Не только с высоты,
Не замечаю в облаках
Особой красоты.

Они похожи на снега
И на туманный вздор:
Зря заслоняют облака
Вершины снежных гор.
Зря заслоняют милый лес
И весь земной простор:
Им, тусклым, недоступен блеск
Прекрасных рек, озер!

Наш самолет летит в Якутск,
Но где тайга, луга
И Лена — дивная река?..
Иллюминатор тускл!
Все в серо-белой пелене,
Унылой, как тоска,—
Увидеть мир волшебный мне
Мешают облака.

О, если б выше облаков
Бодлер подняться мог!
Увидел бы без облаков,
Как этот мир широк.
И был бы очень огорчен
Старик наверняка,
Когда б, как я, со всех сторон
Увидел облака!

Как влюбленный литератор
На бескрайную тайгу
Я смотрю в иллюминатор —
Оторваться не могу.
С высотищи полукёсной [2] Кёс - старинная якутская мера длины, равная примерно десяти километрам.
А отнюдь не свысока,
Я смотрю на брег утесный,
На тайгу и на луга.

Над равниной изумрудной,
Стороной береговой,
Удивительно безлюдной,
Веет вечной тишиной.
Вдохновенно и степенно
Сквозь просторы и века
Примерно десяти километрам.
Протекает Лена, Лена —
Несравненная река.

Вижу с Ила-18
Золотистые пески.
Мне пе надо сомневаться:
Нет волшебнее реки!
Эти радостные воды,
Из Москвы в Якутск стремясь,
Видел трижды с парохода,
С самолета — в первый раз.

Хорошо, что под ногами
Не толпятся облака,—
У меня перед глазами
Чистоструйная река.
Четырехмоторный, гордый
Самолет пошел на спуск —
И охотно раз в четвертый
Прибываю я в Якутск.

У берега вода чуть-чуть мутна,
А дальше или глубже глубина
Не глубиною кажется, а мелыо.
Плыву, не достаю ногами дна,
А мель иль отмель в глубине видна
И вызывает у меня веселье.

Амга прозрачна, словно Иордан,
И действует оптический обман:
Дно, кажется, легко достать рукою!
Другой обман прозрачной красоты:
Не замечаю холода воды,—
С такою подружился я рекою!

С природой так и следует дружить —
Она способна многое внушить,
Когда волшебна и великолепна.
Мне не страшна студеная пода,
И заморозки — тоже ерунда,
А красота и в холода целебна!