Тимур Кибиров - Стихи

И пианство. Но меж тем
мы ж не гордые совсем.

Мы ж смиренны и просты —
это нам, Юляша, плюс.
Может, чуточку скостит
нам за это Иисус?

Ты надежду не теряй.
Но и сам уж не плошай.
……………………………..

В чем смысл жизни? Есть ли он?
Если есть, то почему
зашифрован и мудрен,
темен нашему уму?

Словно поздний Мандельштам,
мил, но непонятен нам.

Люб, но недоступен весь.
Брезжит, манит, дразнит нас.
Только что блеснул вот здесь,
хвать! – а он уже угас.

Можно б плюнуть и забыть,
но без смысла скучно жить.

Вот представим некий текст.
Чтоб понять его вполне,
надо нам узнать контекст,
т. е., Юлик, то, что вне,

сверху, снизу и вокруг.
Правда ведь, любезный друг?

Коль внизу Inferno, Юль,
А над нами Paradise,
ясен (даже чересчур)
смысл становится – окстись!

Но совсем другой ответ,
если верха просто нет.

Если низа нет вообще,
так, ризома, черт-те что —
столько смыслов у вещей,
сколько не сочтет никто!

Ведь тогда любая блядь
может смыслы сочинять.

Что и происходит, Юль.
Сколько их! Куда? Зачем?
Тот загнул, тот подмигнул.
Обезумели совсем.

Фу-ты, ну-ты, хвост трубой!
Отчебучат смысл любой!

Начитавшись Жомини,
множественность истин мне
проповедуют они.
Черт ли в этакой херне?

Я ведь это проходил,
когда ты под стол ходил.

Если был бы я француз
иль хотя б, как ты, еврей,
может, я нашел бы вкус
в свистопляске этой всей.

Мне ж, поскольку осетин,
смысл, пожалуйста, один!

Что мне сей калейдоскоп —
телескоп потребен мне —
разглядеть детально чтоб,
разобраться чтоб вполне,

в чем же смысл-то наконец,
ждет чего от нас Отец?

Чтоб мы славили Его
и не тешили других?
Иль уж вовсе ничего
Он не ждет от нас таких?

Жизнь есть ложь, да в ней намек.
Нам урок. Да все не впрок.
……………………………………

С трансцендентным перебор.
К имманентному пора.
Пестрый сор и сущий вздор
смаковать мы мастера.

Сплетничать в тиши ночной,
рожи корчить за спиной.

Дружба, служба, то да се.
Пиво-воды, колбаса.
Жизнь одна на все про все
и как на ладони вся —

так жалка и так смешна,
приставуча, как жена.

Ну а в жизни этой что
нам всего важнее? Ну?
Нет, мой друг, совсем не то!
Эк ты, Юличек, загнул!

Деньги нам всего важней!!
Или, скажем так, нужней.

До чего ж я их люблю!
До самозабвенья прям!
Я бы каждому рублю
спел отдельный дифирамб.

Платоническая страсть —
лень работать, грех украсть.

А уж гибнуть за металл —
нет уж, извини меня!
Впрочем, и за идеал
гибнуть не любитель я.

Даже за девичий вздох
не дождутся, чтоб подох.

Петь же ради вздохов сих
за металл про идеал
я готов хоть за троих,
я ни капли не устал.

Чай, язык-то без костей…
Только скучно без рублей.

Вот Флоренский, например,
не поверил мне – а зря.
Тыщи полторы, [2]поверь,
хватит мне. А говоря

честно, Юлик, и от ста
не стошнило б ни черта!

Где-то ж есть они, лежат,
бедненькие, ждут меня,
заунывно шелестят,
в сейфах без толку хранясь!

Но, как рыцарь Тогенбург,
я люблю их чересчур,

чтобы грубо обладать,
чтобы с ними вместе жить.
Так что суждено, видать,
им со мной в разлуке быть.

Если ты их встретишь, Юль,
передай, как я люблю.
………………………………..

Перетерли про любовь,
про ризому, про Творца.
Про дензнаки, Юлик, вновь
я витийствовал в сердцах.

Хронос, топос и хаос,
голос, логос и Христос —

кого хочешь выбирай!..
Выбирать-то страшно, брат.
Ты пока что поиграй,
ну а мне уже пора.

Так не хочется еще!
Но уже предъявлен счет.

Оглянуться не успел,
а уж век-то мой – тю-тю!
Так я на него подсел,
отвыкать невмоготу.

А ведь надо бы уже
на последнем рубеже.

Жадно мацать телеса
и не смыслить ни аза,
но притом на небеса
пялиться во все глаза —

несовместно это, брат,
неуместно, говорят.

В горних высях – колотун,
в дольних дырах – духота.
Или на язык типун,
иль немотствуют уста.

Нечто среднее избрать
не получится, видать.

Бога славим – гоп-ца-ца!
Бесов тешим – первер-цоц!
И Глаголом жжем сердца —
я с прохладцей, ты с ленцой,

лени-матушки сыны,
пасынки былой страны.

Не глаголом даже, Юль,
междометьями скорей.
Если на дворе июль,
скучно рифмовать – ей-ей!

Сквозь промытое стекло
глянь, как на дворе светло!

Летний вечер льет лучи
на окраину Москвы.
Так он беден, так он чист
от листвы и синевы.

Словно бы в последний раз
солнышко глядит на нас!

Кстати, не исключено.
Всяко, Юлик, может быть.
Нам гарантий не дано.
Но пока дано нам жить,

славить, тешить, мухлевать,
мать их всуе поминать.

В этот теплый вечер пить
«Гжелку» славную дано,
и по первой осушить
нам пока разрешено

за присутствующих дам,
и за тех, кто где-то там.

Ну, началось! Это что же такое?
Что ж ты куражишься, сердце пустое?
Снова за старое? Вновь за былое,
битый червовый мой туз?
Знаешь ведь, чем это кончится, знаешь!
Что же ты снова скулишь, подвываешь?
Что ж опрометчиво так заключаешь
с низом телесным союз?

С низом телесным иль верхом небесным —
это покуда еще неизвестно!
Экие вновь разверзаются бездны!
Шесть встрепенулися чувств.
Оба желудочка ноют и ноют!
Не говоря уж про все остальное,
не говоря уж про место срамное —
«Трахаться хочешь?» – «Хочу!»