Тимур Кибиров - Стихи

И вообще, перенасыщенность
всякими вечными смыслами
(от Леды до Пасхи).
И много чего еще.

А во-вторых —
хрупкость и ненадежность,
беззащитность и даже
обреченность быть кокнутым
так или иначе
в конце концов.

И то, что сидел не где-нибудь,
а на стене,
которая, в свою очередь,
знаменует не только урбанистичность,
но и вообще
всякое разграничение,
структурность, если хотите,
членораздельность.

К этому можно добавить и упование
(кажется, неоправданное)
на некие трансцендентные силы
(Король и все его воинство).

И пребывание в снах роковых.

Картинка вполне безысходная,
но что тут попишешь,
ведь даже имманентная способность к развитию
и преображенью
(яйцо все ж таки!)
только усугубляет
горечь и жалость.

Горечь, и жалость, и гнев.

С тихою ненавистью просматривая
очередной голливудский блокбастер
(для написания анонса на ТВС),
в дурацкой сцене суда
был поражен точностью и безусловностью
юридического определения
невменяемости:

неспособность отличить Добро от Зла
и непонимание последствий своих поступков.
И, конечно, тут же решил,
что это идеальное определение

нынешнего состояния культуры,
да и мира вообще.

Это ведь, милая, про каждого из нас —
виновен, но невменяем!

На полном серьезе
со скрытой угрозой
отвечать на вопрос «Что есть истина?»
– это значит курьезно,
одиозно, безбожно
уподоблять себя Иисусу Христу!

Но и с усмешкою лживой,
горделивой, глумливой
задавать этот самый вопрос —
это значит блудливо
и, по сути, трусливо
уподобляться Пилату

(который, конечно,
уж совсем не такой симпатичный-трагичный,
как в «Мастере и Маргарите»).
Так что сами смотрите.

Я же советую молча
помнить и знать,
что вопрос этот не риторический,

хоть давно он уже не стоит на повестке
очередного симпозиума
культурного нашего сообщества.

Если жизнь тебя обманет
(а она тебя обманет
с неизбежностью, дружок! —
предварительно заманит,
а потом вдруг перестанет),
болевой смакуя шок,

ощущая под ногами
вместо пола потолок,
или, скажем, меж ногами
незаслуженный пинок,
побелевшими устами
гавкать не спеши, щенок!

Закипевшими мозгами
суд поспешный не чини!
Сам, гляди, не обмани!
Даже если очень больно,
это не пиздец всему,
и вообще, пиздец не полный —
а тебе лишь одному!
Так, пизденыш! Посему
хватит выть и лаять полно,
как Акела на луну!

Се пиздеж, а не пиздец!
Провокация и ложь!
Ну а кто ее отец,
ты в Писании прочтешь!

Не твое собачье дело
безответственно брехать!
А твое собачье дело
дом от урок охранять!

Ну а в самом крайнем случае
(дома нет, хозяин мертв) —
не скули, Каштанка, лучше
с этой суки взять пример,

коей Бунин восхищался,
коей Горький возмущался,
чей хозяин был казнен
урками Ревтрибунала,
и она, визжа, кусала
до конца своих времен
всех военных без погон!

Жизнь, конечно же, обманет,
день веселья не настанет,
больше не воскреснет Он,
но она не перестанет,
нет, она не перестанет
вечный соблюдать закон!

Пусть и дальше тяжкий слон
шествует путем железным,
в буйстве мосек бесполезном
есть, товарищи, резон!

Была такая песенка
во времена Хрущева,
в моем детсадовском детстве:

«Осень, непогодушка.
Тополь облетел.
Вдруг на ветке скворушка
Песенку запел.

Ветка чуть качается,
Песня не кончается,
Это с нами скворушка
До весны прощается!

Это с нами скворушка
До весны прощается».

Сашке это рановато,
а Наташке – ни к чему!
Тем не менее, ребята,
только эти адресаты
соответствуют сему
безответному письму!

Ибо что ж менять привычки
в час последней переклички,
уходя в ночную тьму!

Посвящаются странички
снова – вопреки уму,
вопреки вообще всему —

Саше с Ташею, которые
в целевой аудитории
много лет уже сидят,
только слушать не хотят!

И моих держаться правил
я покамест не заставил
ни одну из этих цац!

Многоточие. Абзац.

……………………………………..
ПОКА ОНИ ЕЩЕ НЕ РАЗБЕЖАЛИСЬ,
ИМ ПОСВЯЩАЮ ОПЫТ СЕЙ —
СЕМИНАРИСТУ В ЧЕРНОЙ ШАЛИ
И ВЗДОРНОЙ ДОЧЕНЬКЕ МОЕЙ!

Торопясь, торжествуя заране,
мальчик выскочит вновь из толпы
и опять завизжит – «А король-то, король-то…»

и вдруг умолкнет,
увидев внезапно,
что не только король,
но и вся его свита,
министры, лейб-гвардия, фрейлины,
даже сами портняжки-обманщики —

голые!
Все буквально
в чем мать родила!

И обернувшись растерянно
к толпам народным,
он узрит лишь нагие тела,
обнаженную
жалкую плоть человечью.

И совсем уж смутившись и струсив,
почувствует голую,
гусиную, синюю
кожу свою мальчуковую

и дальше увидит нагие деревья,
увидит, что лес обнажился,
что поля опустели,
что пустынна нагая земля

и что скоро зима…

Кто же, ну кто же укутает нас,
разоблаченных?
Кто же, ну кто же прикроет нас,
голеньких
рыцарей голого короля?

Наш-то король – гол,
а вот их королева – снежная,
тьма и стужа кромешная!
Против него —
ого-го!

Ни гу-гу.
Вот и лежи на снегу.

Вот и решай,
глупенький Кай.

Вот и иди,
глупая Герда.

Там, впереди —
Царствие смерти.

Там, позади —
розы цветут.

Ну не цветут…
Ну отцвели…
Ну так и что ж?

Скоро – узришь.
Если– дойдешь.

В одно ухо мне Эрос орет,
а в другое – Танатос.
Голова моя кругом идет.
Черт, наверное, все разберет.
Все разложит пронырливый Freud!..
Да и так все понятно!