Елена Крюкова - Зимний Собор

Эх вы, вагонетки, вагончики мои…

СМЕРТЬ РЕБЕНКА ПУТЕЙЩИЦЫ МАРИНКИ

Ни кружки, что – к зубам стучащим. Ни примочек.
Во мраке – золотым крестом: не будет ни сынов, ни дочек.
Вокзал горит. Снега дымятся прахом. Светлая солярка
Зимы – горит. Ни шишки золотой еловой. Ни подарка.
Ни соски за пятак. Ни первых поцелуев.
Горит. Все: ноги, грудь, живот – горит напропалую.
Сколь поезд здесь стоит?..
…Локомотив меняют?!
Горит вокзал. Луна над ним горит. В одно соединяют
Пожарища. Куда?! Куда я с ним подамся – с комом жара:
Вертеп, лечебница, ночлежка, ресторан?! – я им не пара.
Сбивает ветер с ног. Култук? сарма? шелонник?.. или… –
Горит сынок мой весь. Крест на его могиле
Сама вкопаю – я! То город… или бездна поля?..
Горит зенит. Горят кресты снегов. И Божья воля
На все. Заплатят за уборку зала ожиданья – хватит
На домовинку: пятьдесят на тридцать. Пусть лежит:
на марлях и на вате,
На иглах кедров, на колоколах-снегах заимок енисейских
и распадков
Тарбагатайских… – да на шкурах тех волков,
что так любились сладко
На злой реке Иркут… а твой отец беспалый,
Суглобый машинист, в ночи считает шпалы,
Девятую сочтет – на день девятый вздрогнет кожей,
До сорока дойдет – в ладони зарыдает: Боже…
Горит!
………………..Уже остыл. Пеленки как грязны. Я отстираю.
Я отслужу. Я отплачу. Я вниду в двери Рая.
И там, где Петр Святой, смеясь, звенит тяжелыми ключами,
Я припаду к тебе, сынок веселый и живой,
и мелко затрясусь плечами,
А ты на облаке стоишь. Беззубый. Топчешь Солнце голой пяткой.

…Ты просто убежал домой. Туда. На небо. Без оглядки.

ГРАД-ПРЯНИК

Ох, Град-Пряник, я дошла к тебе, дошла.
Перед телом белым расступилась мгла:
Паровозы загудели славу мне,
Даль еловая раскинулась в огне!
И сквозь лузганья вокзальных всех семян,
Через визги, через песню под баян,
Через все скрещенья православных рельс,
Через месяц мусульманский, через крест
То ли римский, то ль мальтийский, Боже, то ль –
Через всю тебя, слезы Байкальской боль!.. –
Через гулы самолетов над башкой,
Чрез объятия, черненные тоской –
Через пепел Родин, выжженных дотла –
Ох, Град-Пряник, золотые купола,
Стены-радуги искристые твои!
Деревянные сараи – на любви,
Будто храмы на Крови! и пристаней
Вдоль по Ангаре – не сосчитать огней!
А зеленая ангарская вода
Глазом ведьминым сверкает изо льда.
А в Казармах Красных не сочту солдат.
Окна льдистые очьми в ночи горят.
И на пряничных наличниках резных –
Куржака узоры в иглах золотых,
А на проводах сидящий воробей –
Лишь мороз взорвется!.. – канет меж ветвей…
Ох, Град-Пряник, – а далече, между скал,
Меж мехов тайги – лежит Бурхан-Байкал,
Сабля синяя, монгольский белый нож –
Косу зимнюю отрежет – не уйдешь…
Синий глаз глядит в отверженный зенит:
Марсом рыбка-голомянка в нем летит,
Омуль – Месяцем плывет или звездой –
В нежной радужке, под индиго-водой!..
Да нерпенок – круглоглазый, ввысь усы –
Брюхо греет среди ледяной красы,
Ибо Солнце так торосы дико жжет,
Что до дна Байкала льется желтый мед!..

Ох, Град-Пряник!.. Я дошла: тебе мой стон.
С Крестовоздвиженской церкви – зимний звон.
Лязг трамваев. Голубиный громкий грай.
Может, Град мой, ты и есть – Господень Рай?!
Я работницей в любой горячий цех
Твой – пойду! – лишь из груди сорвется смех,
Поварихою – под сводами казарм,
Повитухою – тут волю дам слезам…
А на пряничных, резных твоих стенах
Нарисую краской масляной в сердцах
Горемычную, простую жизнь свою:
Всех зверей в лесах, кого кормлю-пою,
Всех детей, которых я не родила,
Все дома мои, сожженные дотла,
Все созвездья – коромыслом на плечах –
Как объятия в несбывшихся ночах,
Как мужских – на миг блеснувших – тяжких рук
За спиной во тьме всходящий Лунный круг,
То зерцало Оборотной Стороны,
Где смолою – до рожденья – стыли сны…

ГРАД БИРЮЗОВОГО БУДДЫ

Цзанг-донн… Цзанг-донн…
Из морозных похорон –
Хвост павлина. Ночь сапфира.
Видящее Око Мира –
До ядра Земли дыра,
Во льду нерпичья нора…

Упаду на колени… Милый, бедный мой Будда.
В Иволгинском дацане, дура, вымолю чуда –
Поседелая баба!.. успокоиться где бы!.. –
Снег по-старомонгольски вниз посыплется с неба…
Ах, мой гладенький Будда, из нефрита сработан, –
Ты сними дождевик мой, оботри мои боты
От грязюки, налипшей на солярковых трактах,
Излечи от осенней – дождевой – катаракты!..

Ты любовник был чей-то, царский сын Гаутама…
Я погибла, мальчишка, я скажу тебе прямо.
Я в болоте судьбинном знала кочки и броды,
Да мужик придорожный глянул в душу с испода.
А мужик-то – эх, Будда!.. – жердь, юродивый олух,
Площадной он художник – не учился он в школах:
Расписует он ложки, шьет для лам гладко-бритых
Ярко-алые куртки! мастерит из нефрита
Толстобрюхие нэцкэ, чечевичные четки –
Да на рынке в морозы с ними пляшет чечетку:
Раскупайте, сибирцы, Гоби высохший пряник,
Продаю за снежинку… за табак да за стланик…
За ледовую пулю колчаковских винтовок…
За бруснику-кислушку автобазных столовок…
За зеркальный осколок декабристских трельяжей,
За шматок облепихи!.. За верблюжию пряжу
Забайкальских метелй, – ах, мой Будда, а я-то –
С ним – навытяжку – рядом, наподобье солдата!
Он базарный художник!.. торговал он и мною,
Моей шкурой лошажьей, омулевой спиною;
Мне пощечину утром как влепил – я запела,
Нож надел мне на шею – я и снять не успела…

Будда!.. Ты, Шакьямуни!.. Помоги!.. Распласталась
Лягушонком в дацане, видишь, бью я на жалость:
Вся любовь человечья – это створки перловиц,
Больно рвем их, осклабясь, ловим жемчуг былого,
А о будущем – жмурясь!.. позаткнув крепко уши!.. –
Не видать и не чуять, на вдыхать и не слушать,
Только знать, что Любовник был с Любовницей вместе
Ночь одну, две ли ночи, – дольше – много ли чести!..
Будда!.. гладкий пупок твой, пятки – ртом я горячим
Простегаю!.. над нежной маской смерти – заплачу:
Зри своим Третьим Глазом – я не Белая Тара!
Колдуну-малеванцу я, мой Боже, не пара…
Я сезонка, поденка. Бельевая корзина.
Я железнодорожка. Мое имя Марина.
Я с путейцами – водку. Я с обходчиком – чаю.
Твое, Будда, рожденье в феврале отмечаю!..
Будь здоров!..
……………….умоляю… пособи мне, щербатый…
Ты же можешь, Майтрейя… мы – твои все козлята…
сделай так… чтобы я с ним на постели сплеталась…
чтоб без запаха красок во припадке металась…
чтоб он в кружке монгольской мне заваривал мяту…
чтобы жил без меня он – как на камне распятый,
а Звезда ледяная ему печень клевала…
чтоб ему было мало… – все меня!.. – было мало…
всю-то жизньку-жизнешку, всю судьбу-то-судьбишку –
до того, как гвоздями заколотят мне крышку, –
слышишь, ты, доходяга, медный, прозеленелый?!,. –