Александр Пэнн (Пэн) - Стихи Пэнна в переводе А.Гомана

Страстная

Моей цветущей крови вкуса ты не знаешь,

Жизнь не свела ещё нас жаждущих двоих.

Я шорох тени угадать твоей пытаюсь

И тайну бытия в огне небес моих.

1932

Перевод 2011г.

Она в чаще следила за ним,

Средь сугробов скрываясь и веток,

Когда выли под небом пустым

Монотонно медведи и ветер.

А потом прямо в ухо сквозь вой

Провещала колдунья жёстко,

Ледниковой белой рукой

Смяв отчаянный крик подростка:

«Видишь, ели сплетают сеть,

Чтоб не рухнуло небо случайно?

Через них ты проложишь путь,

Жизнь построишь, узнав их тайну.

Снежным смехом ответишь, сын мой,

На удар сокрушительный боли,

И в объятьях случайных покой

Обретёшь в песне бунта и воли.

А в тот миг, когда жребий слепой

Ногтем времени глаза коснётся,

Ослепит взор слабеющий твой

Сердце тех, в ком оно ещё бьётся».

1932

Перевод 2011г.

Мы разжигали слёз огонь в горнилах слова

И дробью букв ковали смеха сталь.

Прокажены мечтой, в оковах песен новых,

Как ладан алтарей, мы устремлялись вдаль.

В туманах сущего без устали искали,

Как немотой стыда светила сна зажечь.

Святое осквернив, грехом грех освящали,

Вонзая в кровь души мелодий острый меч.

Куда бы ни пришли, мы будим всю округу.

Так колокол зовёт всех спящих на пожар.

Мы строим строки строф, чтоб проложить дорогу

Сквозь ужасы и дым к мостам словесных чар.

И, если ослабеет ветер вдруг капризный,

Пугай замкнувших слух – ценой пусть будет жизнь!

Поэзии сыны, оплаканы отчизной,

Мы кровь дорог оплачем в тысяче отчизн.

Нам ржавчину глотать, выплёвывая злато,

И править суждено, когда топор навис.

В бурьянах времени, божественно крылаты,

До вечера летим с зенита глядя вниз.

1932

Перевод 2011 г.

1

Мама, тебя я не знаю

(Звук каждый тоскует об этом!)

Твой образ преследует всюду –

Друг друга не можем найти.

И раз лишь коснулся огня я,

Безумство дарящего света,

Нектара пьянящего чуда

Под сладкую песню груди.

Качали меня в колыбели

Ветра, ни на миг не стихая,

Невидимой мамы рукою,

Как снег, побелевшей рукой.

Судьба колыбельную пела:

«Скитаться тебя обрекаю,

Искать её образ, тоскуя

По матери грешной, святой».

2

Показалось... В тусклом свете,

В голубом дыму сигары

Два зрачка, что в цвете сером

Отразили вечность вдруг...

Но я помню руки эти,

Песню, словно плач гитары.

И взволнован я без меры,

Всё кафе дрожит вокруг.

Не чаруй, не будь судьёю,

Не пленяй своим сияньем!

Горько губ твоих похмелье,

Грудь – мученье естества.

Глаз, затихнув, не закрою:

Твой покой мне – истязанье,

Колыбель – как чаша с зельем

Ворожбы и колдовства.

Не тебе я жёг лампаду,

Образ твой мне не был явлен,

Утешенья не пытался

У груди твоей искать.

На колени рухнув, падал,

Табуном страстей раздавлен,

Не нашёл, как ни старался,

Эту вечность, эту мать.

3

Безумство волшебства и вздохов немота...

Горячка пьяных снов их гонит вдаль упрямо,

И плач моих шагов шепнёт в настил моста,

Как в уши:

«Где ты, мама, мама?!

К случайно встреченной прильнув груди,

Я думал: это будешь ты однажды.

Твоей жестокой ласки я искал в пути,

Тебя преследовал и жаждал.

Любая грудь – обман

Несбывшихся удач.

Горячка пьяных снов их гонит вдаль упрямо.

И будут вечно слышать улицы мой плач

Сквозь шёпот сбитых ног:

«О, где ты, мама, мама?»

1933

Перевод 2011г.

1

Я говорю лишь: «Погоди!»

«Пророк!» – смеюсь я над собою.

Теперь, куда ни погляди,

Жизнь расцвела вдруг сединою.

Вчера всё было бело в ней,

Сегодня –

Синь тоски в тумане...

А «завтра» из крови моей

Страсть черпает и в бездну тянет.

Во чреве ночи

Я и ты.

Химеры, как на Нотр-Даме,

Кишат. И сердца страх меж них

Поёт кровавыми слезами.

Нам текст, быть может, не знаком,

Но вот мотив мы не забыли.

Святили жатву мы огнём,

Снопы же в ужасах винили.

Сирень любви твоей – не мне,

И в ночь безумств я – не с тобою.

Не выразить мне в рифм вине

Весь песни хмель с её тоскою.

2

Везде случайный и чужой

Сквозь тишь и бури путь свой правлю.

Любую встречную я сделаю струной

И зла смычком звучать заставлю.

Я – маг, и стих – волшебный жезл мой,

И, если бы не я – в чалме и фраке, –

Ты б оставалась улочкой пустой

Без месяца, без фонаря во мраке.

Нож одиночества из сердца извлекла

И хаосу вонзила в плечи.

В туманах страсти, путаясь брела.

«Он есть!» – Шептала ты. – «Его я встречу!»

Была ты – островок забытый, нежилой,

Пока желанный парус не причалил.

И ты б осталась скрипкою немой,

Когда б не я – скрипач печали.

1934

Перевод 2011г.

Петляет шоссе, и идти нелегко.

Дорога – конца ей не вижу!

Шатаясь бреду я, а ты далеко –

Луна, и та кажется ближе.

Шатаюсь? Вот грех-то! А ты мне ответь

(Ведь всё сейчас шатко на свете):

Налево? Направо? – Откуда смотреть!

Поэтому трудно ответить.

Моя голова – в небе, в венчике звёзд

И в облаке винного пара.

Весь день там шатаюсь, но поиск не прост:

Ищу тебя всюду, но даром.

...Ты столб или сторож?.. Подвинься, дружок...

Столб пьян, но стоит, между прочим!

Напился, как я, и, как я, одинок,

Дорогу забыл среди ночи.

Всё время качаюсь, кручу виражи,

Валюсь и пытаюсь подняться...

Как боль эту можно стерпеть, подскажи,

Но так, чтоб совсем не качаться?