Хаим Нахман Бялик - Стихотворения и поэмы

Там исчез Моисей... И толпа за толпой

В неудержном порыве одном

Пали ниц перед духом того, кто их вел,

Пред любимым, великим вождем.

1896

Перевод Л. Яффе

* * *

Как сухая трава, как поверженный дуб,

Так погиб мой народ — истлевающий труп.

Прогремел для него Божий голос с высот —

И не внял, и не встал, и не дрогнул народ,

Не проснулся в нем лев, не воскрес исполин,

И не вспрянул в ответ ни один, ни один...

И когда, живы духом, из дальней земли

На Господний призыв ваши братья пришли —

Не сбежался навстречу борцам у ворот

Весь, от моря до моря, ликуя, народ,

И для верных своих не нашлось у него

Ни пожатья руки, ни кивка, ничего...

В шумной давке глупцов пред чужим алтарем

Утонул Божий голос, заглох Его гром,

И, поруган плевками холопских потех,

Замер Божий глагол под раскатистый смех...

Так истлел мой народ, стал, как жалкая пыль,

Обнищал, и иссох, и рассыпался в гниль;

Не родится меж вами, в день кары большой,

Муж деяний и жизни, с великой душой,

Чей огонь проникал бы, как молния, в грудь,

И глаза, как звезда, озарили ваш путь, —

Рыцарь правды и грезы и дерзкой борьбы,

С беззаветной враждой против рабьей судьбы —

И с великой, как скорбь, и огромной, как срам,

И, как море, бездонною жалостью к вам, —

Чтоб ярилась, бушуя, в нем буря Любви,

И клубился пожар ненасытный в крови,

И над вами гремел его голос сквозь тьму:

Подымись! Созидай! — Не родиться ему...

Так погиб мой народ... Срама жаждет он сам

Нет опоры стопе, нет мерила делам.

Сбились люди с дороги, устали бродить,

И пропала в веках путеводная нить.

Рождены под бичом и бичом вскормлены,

Что им стыд, что им боль, кроме боли спины?

В черной яме чужбин копошася на дне,

Воспарит ли душа над заботой о дне,

Возвестит ли рассвет, возведет ли престол,

Завещает ли веку великий глагол ?

Раб уснул, и отвык пробуждаться на клич,

Подымают его только палка да бич.

Мох на камне руин, лист увядший в лесу —

Не расцвесть им вовек, не зови к ним росу.

Даже в утро Борьбы, под раскатами труб,

Не проснется мертвец, и не двинется труп...

1897

Перевод В. Жаботинского

* * *

Да, погиб мой народ, пал, как срубленный дуб.

Он — огромный мертвец, он — безжизненный труп!

Загремит ли могучий Божественный глас,

Не проснется народ: он его не потряс!

Не воскреснет душой, не воспрянет, как лев,

И не вспыхнет священный палительный гнев

В мертвом сердце, объятом губительным сном!

И народ не поднялся в порыве одном,

Не почувствовал сил и восторга прилив,

Слыша отклик отвсюду на скорбный призыв,

И, сынов снова блудных увидя своих,

Он руки не простер, не приветствовал их.

И в людской суете, и под золота звон,

Гром могучий затих, Божий глас заглушен,

И в отравленном сердце, средь пошлых утех,

Божье слово давно вызывает лишь смех.

Да, погиб мой народ! Ничего не зажглось

В обессиленном теле, прогнившем насквозь,

И чрез ночь роковую скитанья бродя,

Не мог дать он веками пророка — вождя

С сердцем, полным огня и зиждительных сил,

Кто б душой огневой ему путь озарил,

Кто бы поднял народа поруганный стяг,

И кому выше счастья и жизненных благ

Были б Бог и народ, и за правду борьба,

Кто горел бы враждой к жалкой доле раба,

Состраданьем, безбрежным, как моря простор,

Как народная скорбь, как народный позор,

Чтоб все это слилось в роковую любовь, —

В нем пожаром горя, зажигая в нем кровь,

Мощным эхом гремя день и ночь напролет:

— С нами Бог! Он на труд и на подвиг зовет!

Да, погиб мой народ, он к позору привык,

Без порывов и дел он постыдно поник,

Гнет цепей вековых — необъятный позор

Иссушил его ум, ослепил его взор.

Он к неволе привык, и его лишь гнетет

Рабский страх пред бичом, пыль вседневных забот.

Извиваясь как червь, в бездне муки и бед,

Разве может он верить в грядущий рассвет,

Страстно рваться к далеким незримым лучам,

И вещать свое слово грядущим векам?..

Не проснется он сам без ударов бича,

Не воспрянет к борьбе без угроз палача:

Цвет увядший сухой и роса не живит!..

Если стяг и взовьется, и вновь загремит

Трубный звук, предвещая неволе конец,

Всколыхнется ли труп, встрепенется ль мертвец?!

1897

Перевод Л. Яффе

Словно в дом, где разбито имя Бога над дверью,

В ваше сердце проникла толпа бесенят:

Это бесы насмешки новой вере — Безверью —

Литургию-попойку творят.

Но живет некий сторож и в покинутых храмах —

Он живет, и зовется Отчаяньем он;

И великой метлою стаю бесов упрямых

Он извергнет и выметет вон.

И, дотлевши, погаснет ваша искра живая,

Онемелый алтарь распадется в куски,

И в руинах забродит, завывая, зевая,

Одичалая кошка Тоски.

1897

Перевод В. Жаботинского

* * *

Если познать ты хочешь тот родник,

Откуда братья, мученики-братья

Твои черпали силу в черный день,

Идя с весельем на смерть, отдавая

Свою гортань под все ножи вселенной,

Как на престол вступая на костры

И умирая с криком: Бог единый! —

Если познать ты хочешь тот источник,

Из чьих глубин твой брат порабощенный

Черпал в могильной муке, под бичом,

Утеху, веру, крепость, мощь терпенья

И силу плеч — нести ярмо неволи

И тошный мусор жизни, в вечной пытке

Без края, без предела, без конца; —

И если хочешь знать родное лоно,

К которому народ твой приникал,

Чтоб выплакать обиды, вылить вопли —

И, слушая, тряслись утробы ада,

И цепенел, внимая, Сатана,

И трескались утесы, — только сердце

Врага жесточе скал и Сатаны; —

И если хочешь видеть ту твердыню,

Где прадеды укрыли клад любимый,

Зеницу ока — Свиток — и спасли;

И знать тайник, где сохранился дивно,

Как древле чист, могучий дух народа,

Не посрамивший в дряхлости и гнете

Великолепья юности своей; —

И если хочешь знать старушку-мать,

Что, полная любви и милосердья

И жалости великой, все рыданья

Родимого скитальца приняла

И, нежная, вела его шаги;

И, возвратясь измучен и поруган,

Спешил к ней сын — и, осеня крылами,

С его ресниц она свевала слезы

И на груди баюкала... —

Ты хочешь,

Мой бедный брат, познать их? Загляни

В убогую молитвенную школу,

Декабрьскою ли ночью без конца,

Под зноем ли палящего Тамуза [14] Тамуз – умирающий и воскрешающий бог древних народов Передней Азии. После возвращения из вавилонского изгнания евреи стали называть его именем летний месяц, примерно с середины июля по середину августа. ,