Хаим Нахман Бялик - Стихотворения и поэмы

Подарившую миг и отнявшую без состраданья

Целый мир: мир за плоть — вот цена, что отдал за тебя я!

1899

Перевод Д. Веденяпина

Ты встречал ли на страже вступленье зари.

На небесный порог бледносине-кровавый?

Золотые потоки, багрец, янтари

Прорываются в высь, разливаются в ширь,

И встает богатырь —

Солнце Дня в облачении славы…

Дивной мощи полна тех минут красота!

Словно близится Тайна — и нечто предтечей

Смутно бродит в душе, — но бессильны уста

Это нечто назвать, и не может извлечь

И одеть это в речь

Ни единый язык человечий.

Ты встречал ли на страже вступленье зари —

Первый проблеск рассвета на небе народа?

Мириады лучей — посланцы-бунтари —

С светлой вестью порхают и мчатся вокруг

На полночь и на юг,

На закат и к пустыням восхода …

Дивно яркий рассвет, дивно гордый восход!

Сохраним же хоть луч от зари, что мелькнула,

Чтобы завтра — потом, когда радость умрет

И вернется наш мрак, — эта искра у нас

Из заплаканных глаз

Иногда хоть сквозь слезы блеснула …

1899

Перевод В. Жаботинского

Проследил ли ты утром в тумане ночном

Первый нежный стыдливый румянец восхода:

Высь и ширь озарится несмелым лучом,

Чистым, мягким, будящим высоты и дол,

Пока день не взошел

И не залита солнцем природа?.. —

Тех минут несказанно-светла красота:

Просветленной душой чуешь тайны вселенной,

Сердце полно восторгов — о, где те уста,

Чтоб излить их в словах, — дать названье ему,

Упоенью тому,

Воплотить этот мир сокровенный?..

Проследил ли ты утро: забрезжил рассвет

Первых робких лучей в нашей жизни народной --

Замерцали лучи, неожиданный свет

Зароняя в приюты печали и мук,

На восток и на юг,

И на запад и север холодный.

Как могуч, величав этот проблеск утра!

Тот блажен, кто хоть луч от него сберегает,

Как святыню, в душе... Если ждет нас пора —

Гуще сдвинется полог нахмуренных туч, —

Пусть тот трепетный луч

В нашей каждой слезинке сверкает!..

1899

Перевод Л.Яффе

Прислушайся тихо: из темной задумчивой чащи

Доносятся к нам соловьиные трели несмело,

И, чудится, лес, так уныло кругом шелестящий,

Нерадостно шепчет: Ой, пташка, ты рано запела.

Смотри — еще в небе свинцовые тучи нависли,

В грязи непроходной мы вязнем по топким тропинкам;

До сердца проникли злой ветер и черные мысли,

И черные волны до горла, до горла дошли нам.

А лес — он застыл, неприветливый, мертвый, унылый,

Нигде не прорезан веселою струйкою света;

Спят голые сучья, и сон их — дремота могилы,

И, мнится, не ждут они мая, не будет им лета.

И гниль залегла вековая по чаще дремучей.

Вся плешь листопада за длительный ряд седмилетий;

Опавшие листья гниют многослойною кучей,

И корни погибших гигантов сплелися, как сети.

Покров бурелома — гнетущая мертвая груда —

Как саван могильный, на землю лесную надвинут;

Весною не даст он пробиться побегам оттуда,

И там, под землею, завянут они и застынут, —

Застынут и сгинут от стужи подземного мрака, —

И, может быть, там, в глубине, где отвека царит он,

Погиб целый мир, не родив ни цветочка, ни злака,

Никем на земле не замечен, никем не сосчитан…

А ветер поет — только песню другого напева:

Поет он о жизни во тьме, без желаний, без цели,

Унылой, как ливень, как вой леденящей метели

В степи, где не стало дороги ни вправо, ни влево…

И свист соловьиный, сквозь холод, и вихрь, и усталость,

Домчится к тебе уловимым едва переливом —

И в сердце проникнет глубокая тихая жалость

О пташке-сиротке и гимне ее сиротливом…

1899

Перевод В. Жаботинского

* * *

Слеза просочилась... Есть редкие слёзы

Со дна потрясенной души, —

Рождали их скорби, будили их грозы,

Их боль выжимала в тиши.

Один по ночам, я во тьме безысходной

Зубами без сил скрежетал, —

Гнёт вечного рабства, гнёт доли народной,

Как тень, предо мною вставал;

Измучилось сердце, и ныли в нем раны,

Слеза моя с сердцем срослась;

Когда же разбил его гнёт безустанный,

Не кровь, а слеза пролилась.

О, эта слеза не сотрётся годами,

С ней сдавленный вырвался стон:

«Будь проклят, кто не был родными слезами

И горем родным потрясён!»

О, сколько слеза эта скорби впитала, —

Все муки земли в ней слились,

И с каждою каплей душа умирала

И сердца частицы рвались!

Но горше и жгуче слезы той излитой —

Слеза в нем иная живёт:

Её не пролить мне, тоской ядовитой

Она моё сердце гнетёт,

Меня и в труде и в покое тревожа,

Мой свет омрачая, мой день,

Меня подымая с бессонного ложа,

Сопутствуя всюду, как тень...

Но верю я: миру дадим мы пророка:

Им эта прольётся слеза,

Он мир потрясёт своей песней глубокой,

Сердца всколыхнув, как гроза...

1900

Перевод Л. Яффе

Не скоро смоется тяжёлая слеза,

Её исчерпал я со дна души глубокой,

И каплю каждую я вызвал на глаза

Со скрежетом зубов и мукою жестокой.

В безмолвии ночей, с тоской наедине,

Я втайне мучился, отчаяньем объятый, —

С бессильной злобою шептал я в тишине:

"О гибнущий народ! Народ… народ проклятый!"

И дни, и месяцы я в сердце согревал

Мою слезу, пока она хрустальной стала…

Но сердце сокрушил, разбил последний вал —

И брызнула не кровь — слеза моя упала!

Я с болью увидал, как замкнуты сердца,

И вырвалась слеза невольная с проклятьем:

"Проклятие тому, в ком сердце мертвеца,

Кто слышит тяжкий стон и не стремится к братьям!"

Свидетель Бог, как всё, всё отдал я в тиши

Моей слезе — всю скорбь, страдания и силу,

И с каплей каждою терял я часть души,

Потерю вечную я уносил в могилу!

Но есть ещё слеза — мучительнее той,

Скрывается она и сердце жжёт до боли, —

Нет сил её излить, в ней крик подавлен мой:

"О, где спасение? Доколе же, доколе!"

И в сердце у меня она, как гной в костях,

Как язва скрытая, проникшая глубоко, —

И день, и ночь она, как смерть, в моих глазах,

В труде и отдыхе меня казнит жестоко!

Но явится пророк, — я верю в чудеса, —

Он вынесет слезу на очи мира смело…

Как гром, раздастся вопль — и дрогнут небеса,

И страх войдёт в сердца, пронижет дрожью тело!

Перевод А. Лукьянова

* * *

Ты ночью прильнула к окошку

С огнем безнадежной печали,

Блуждали глаза — и во мраке