Иаков Стюарт - Из шотландской поэзии XVI-XIX вв. (сборник)

Черна была, угрюма ночь —

И ветер лютовал.

Свергались молнии сквозь тьму,

Хлестали в ребра скал.

В ущелье горном грохотал

Немолчный водопад,

И буйствовал морской прибой

У каменных громад.

Сидел близ них, угрюм и тих,

Взирая на валы,

Простой поэт, еще ничьей

Не ведавший хвалы.

Он слушал, как полночный шторм

Ярится и ревет;

Как тяжко бухает волна,

Врываясь в гулкий грот.

Гремела ночь, ревела ночь,

И вспыхивала высь;

Но вдруг печальные слова

Неслышно раздались:

« – Горюй, Шотландия! Пришел

Безблагодатный час.

Рыдай, Шотландия! Певец

Бессмертный твой угас.

– Он так любил наедине

В глуши бродить лесной,

Внимая щебету пичуг,

Ликующих весной!

– Любил он хаживать в поля,

С отрадой глядя, как

Сияют летние лучи,

Лелея хлебный злак!

– А осенью, когда ссыпать

В амбар пора зерно,

Любил он молвить: сколько благ

Природой нам дано!

– Любил воспеть он свист ветров

И туч тяжелый бег,

Когда зима несла мороз

И насылала снег.

– Скорбите, славные певцы!

Ваш дружеский союз

Померк – ушел блестящий бард,

Слуга людей и Муз.

– Скорбите все, кто укротить

Стремится произвол!

Поэт-боец, поэт-герой

Ушел – навек ушел.

– Скорбите все, кто беднякам

Торопится помочь:

Добрейшею была душа —

Да отлетела прочь.

– И тщетно станет клеветник

Скрипеть своим пером!

Певцу – заслуженный венец,

А подлецу – сором!

– Живи, чудеснейший поэт, —

Живи в своих стихах,

Доколе весь юдольный мир

Вернется в тлен и прах!»

И смолк неслышимый глагол

На диком берегу.

А кто глаголал, и кому —

Поведать не могу.

Сколь чудно, сколь тихо на раннем рассвете!

Сколь робко выходит заря в небеса!

И все представляется в розовом цвете,

На всяческом злаке блистает роса…

А сколь восхитительна юная Анна!

Рассвет ее жизни – ужели бледней?

Учтива, правдива, прекрасна, желанна

Любимая дева! Расстанусь ли с ней?

Плыви себе за море, витязь наживы!

Поборник разбоя, вздымай паруса!

Летучи все помыслы ваши, и лживы —

Но вечны и верны любовь и краса!

Торгуйте, лютуйте, искатели злата,

Пытайте удачи средь бурных морей…

Податься в купцы? Превратиться в пирата?

Проститься с любимой? Да сдохну скорей!

Она мертва! Не лжет молва!..

Ох, Смерть-старуху черта с два

Проймут крепчайшие слова!

Махнул Скелет

Своей косой из удальства —

И Лиззи нет.

О Смерть, несмысленный Костяк!

Тобою всяк влеком во мрак:

Мудрец, дурак, богач, бедняк —

Дворцов и хижин

Ты гостья лютая, – и всяк

Тобой обижен.

Да будь тобой, скотина, взят

Купчина иль аристократ —

Бояться ль эдаких утрат,

Таких потерь?

Но Лиззи взять и ввергнуть в ад?

О Смерть! О зверь!

Столичные пропойцы вой

И стон подъемлют хоровой:

Осиротели мы впервой —

О да, о да!

О, плачьте, плачьте всей братвой:

Пришла беда.

Мы, сдвинув шапки набекрень,

Перебродивший пить ячмень

Ходили к Лиззи, что ни день:

Хватало сил!

Кому, скажите, выпить лень? —

И каждый пил.

Второй такой трактир едва ли

Найдешь. На вывеске клевали

Друг дружку, и нещадно драли

Два петуха.

Уютный был в укромном зале

Притон греха!

Бывало, достигаем цели —

И шутит Лиззи: «Вновь! Ужели?

Глядите: пудинги поспели,

И битый час

Уже томятся! Еле-еле

Дождались вас!»

И мы садились близ огня,

Грошами скудными звеня…

Была – поддержит пусть меня

Всяк бедокур! —

Копченых Лиззина стряпня

Вкуснее кур!

Никто не потчевал сытней,

Чем Лиззи, нашенских парней!

И лук в овсянке был у ней,

И уйма перцу!

Обилье пряностей – ей-ей,

Всегда по сердцу!

Мы наедались до отвала,

Да все подчас казалось мало —

И сколько ложек вновь стучало,

И длился ужин!

В таком трактире зазывала

Навряд ли нужен!

Уместна ль к ужину вода?

С водой у нас была вражда!

Зато дружили без вреда

Мы с папским виски:

Стакан-другой – и вновь айда

Жевать сосиски!

А уж востер был язычок

У Лиззи! Всяк буян – молчок!

Сдерзишь – подцепит на крючок,

И снять не смогут!

И слушать будешь, дурачок,

Всеобщий гогот!

Пустел бочонок или мех,

Гремели говор, пенье, смех —

И новых жаждало утех

Младое племя!

И мчало время без помех —

Златое время…

Вставала, наконец, Луна,

Звала весь мир в объятья сна

(И упырей звала она

Из-под земли) —

И мы, набравшись допьяна,

Домой брели.

Глаголет колокола медь:

«Прости-прощай, питье и снедь!»

Покойницу не отогреть…

Нам жизнь – обуза,

И безутешно будет впредь

Пустое пузо!

Молчу. Бессильны все слова.

Расти, могильная трава!

Покойся, Лиззи. Ты мертва.

Зарыли гроб.

Но я поцеловал сперва

Беднягу в лоб…

Прощайте, славные года!

Худая нынче нам еда —

Кутьи вкусите, господа,

Из общей миски…

И распрощайтесь навсегда

С дешевым виски!

О Робин, взысканный сполна

Судьбой и Музой! Пей до дна!

О, помоги тебе жена

Шутить и петь —

И вдохнови тебя она

Теперь и впредь!

Да, Роберт Фергюссон умолк…

(В кредит он жил, и пил он в долг —

Но ведал в стихотворстве толк,

И был мастак!)

Уж лучше б умер целый полк

Худых писак!

Да, юного поэта жаль!

В Шотландию пришла печаль.

Но Муза наша навсегда ль

Сомкнет уста?

Цела шотландская скрижаль,

И не пуста!

Я верю: в рай ушел, не в ад

Орфея избранный собрат:

Грешил – да не был виноват!

И наизусть

Его твердят и стар и млад.

Грешил? И пусть!

И в день убогих похорон,

Внимая общий вопль и стон,

Вручил кудесник Аполлон

Тебе свой дар!

И слышат Бернсов лирный звон

И млад и стар!

И Муза, девица-краса,

Тебе являла чудеса;

Она вела тебя в леса,

И там ты мог

Услышать жизни голоса,

О полубог!

Подхватывают холм и дол

Звенящим эхом твой глагол;