Алла Кузнецова - Живучее эхо Эллады

Эгей, достойный отпрыск Пандиона,

Прогнав сородичей (семейство Метиона),

Что посягнули на Афинский трон,

Ни совести, ни права не имея,

Спокойно царствовал, всё зная, всё умея,

Да жаль, наследником он не был наделён.

На склоне лет и дни бегут по склону —

И царь заторопился к Аполлону

В святые Дельфы, чтобы вопросить:

Чем провинился? Где тому причина,

Что не дано ему дождаться сына?

За столько лет нельзя ль его простить?..

Ответ оракула – намёки, недомолвки —

Эгей не понял. «Жаль, но мало толку, —

Вздохнул несостоявшийся отец. —

Всё прорицанье – что горох о стену!..

Схожу-ка я к Питфею в Троисену,

Пусть растолкует, всё-таки – мудрец!»

Всё выслушал премудрый царь и понял:

Вопросу, что Эгею сердце донял,

Быть разрешённым – народится сын!

Он подвигами Грецию восславит

И там же, где Эгей сегодня правит,

Взойдёт на трон властителем Афин.

Но не сказал про то Питфей Эгею,

Соображал, душой благоговея

Пред замыслом, что шёл ему на ум:

«Отдам хоть завтра замуж дочь за друга,

Чтоб породили мне героя-внука

Без лишних хлопот и без лишних дум.

И будет знаменита и почтенна

Возглавленная мною Троисена,

Что родиной героя нарекут,

А где-то в пору старости предзимья

Восславят люди и Питфея имя,

Уверовав, что царь силён и крут.

А вслух сказал:

– Всё сам поймёшь наутро!

Эгей подумал: «Это – вправду мудро!»

И приложился к старому вину

И прочим яствам, взглядом соловея.

Всё Эфра подавала, дочь Питфея,

Она же отвела его ко сну.

«О бог Эрот!.. Пронзи его стрелою!..

Взмолился царь Питфей, уйдя в покои. —

О Афродита!.. Возвести любовь!..

От этого никто не пострадает —

Сердца у смертных от любви не тают,

А детский смех возвеселит мой кров!»

И бог Эрот пронзил-таки Эгея!..

Любовью чистой к Эфре пламенея,

Дождался сына! Мудрая жена

Молчит, не задавая ссоре тона,

Что мальчик не его, а Посейдона

(Упрям тот бог – при чём же здесь она?!

Есть муж, есть сын – да это ли не счастье?!).

Но вот Эгей, обременённый властью,

Засобирался в Аттику – пора!

Давно пора: пустует трон в Афинах!

Удачи суть не только в старых винах,

Удача – в силе царского двора!

Печаль объяла и жену, и мужа.

Не обходя расползшиеся лужи,

В безмолвии, сочтя судьбу виной,

Продрогшая в порывах злого ветра

С любимым шла заплаканная Эфра,

Оставив Троисену за спиной.

Где скалы начинались у дороги,

Собою представляя гор отроги,

Эгей, стащив сандалии и меч,

Оставил их под крайнею скалою,

Приподнимая глыбу над землёю

Усилием своих могучих плеч.

– Когда наш сын Тесей в младые лета

Накопит сил скалу подвинуть эту,

Чтоб меч мой и сандалии достать,

Тогда и присылай его в Афины!

Я по вещам своим узнаю сына,

А встречи миг годами буду ждать!

Носила Эфра в сердце память эту.

Подрос Тесей (на радость ей и деду) —

Стал юношей шестнадцати годов.

Изящен, тонок, но силён, как буря,

А вот глаза… под цвет морской лазури.

Он просиял от материнских слов

И о скале, и о пути в Афины:

– В желанье встречи мы с отцом едины!

Когда же, мама, я пойду к скале?

Мать плакала ночами – жалко было,

Но ей Эгей, которого любила,

Прислать мальца в Афины повелел!

Исполнилось желанье сына вскоре,

Что обернулось радостью и горем

Для Эфры и Питфея: без труда

Толкнул Тесей скалу – и с места сдвинул!

Сандалии и меч отцовский вынул

И двинулся в далёкий путь, туда,

Где ждал отец. Скорее же, скорее!..

Не внял он просьбам Эфры и Питфея,

Избрав не безопасный путь морской,

А сухопутный, где кишат злодеи,

Чудовища!.. Но, силою владея,

Пошёл на Истм, [26] на всё махнув рукой.

Он думал: «Все пути обыкновенны!»

И сразу же на стыке Троисены

И Эпидавра [27] вынырнул на свет

Из мрака притаившейся пещеры,

Раскинув руки, рот кривой ощерив,

Хромой и необъятный Перифет.

Отвратен был верзилы жест широкий!

Все странники десятою дорогой

Те горы обходили: Перифет

В пещеру зазывал с улыбкой лестной

И палицей увесистой – железной! —

Убив, приплясывал от счастья:

– Был – и нет!..

Он тем и жил, что смерть и беды сеял

(Наслали боги на него Тесея!).

Герой свой первый подвиг совершил:

Убил в жестокой схватке Перифета

И палицу, свидетельство победы,

Унёс, ликуя: – Я силён, коль жив!..

На Истме, где упёрлись сосны в небо,

Синид-разбойник (глупый и свирепый

Сгибатель сосен) алчный, как шакал,

По две сосны, таким, как сам, на зависть,

Сгибал, чтобы верхушками касались,

И, привязав добычу, отпускал!

Со страшной силой выпрямлялись сосны

И разрывали жертву с гулом грозным!..

Тесей за всех Синиду отомстил:

Точь-в-точь как он, пригнул к земле деревья,

К макушке привязал «дурное семя»,

С досады плюнул в глаз – и отпустил.

Путь через Истм, казалось, был свободен,

Но он и дальше пролегал в заботе:

Под Кромионом [28] из округи всей

Сошлись страдальцы: – О воитель видный!..

Спаси от порождения Ехидны!

И вновь отцовский меч поднял Тесей!

Он шёл и шёл землёй опустошённой,

Но вот остановился, поражённый

Увиденным: огромная свинья,

Пожалуй, с лошадь, необычным рылом,

Как настоящим плугом, землю рыла!

– Пугаешь всех?.. Но только не меня!

И тут же зверь, развязывая драку,

Со страшным визгом бросился в атаку,

Клыки наставив. – Я-то тут при чём?! —

Вскричал Тесей. – Не ты ли провинилась?!

Гляди: земля коростою покрылась! —

Свалил ногой и поразил мечом.

И снова в путь, где новая опасность,

Крутые скалы и природы властность…

Там, где Мегара [29] с Аттикой сошлись,

На выступе скалы довольно тесном

Скирон-разбойник жил небезызвестным:

К убийствам жаден и хитёр, как лис!

Губитель жертву чувствовал незримо,

Подлавливая всех, идущих мимо,

Ему же ноги вымыть и обуть

Велел немедля. Путник делал это,

А злой Скирон сживал его со света,

Ногою грязной ударяя в грудь.

Несчастный падал в бурных волн кипенье

(Казалось долгим страшное мгновенье)

На камни, что торчали из воды.

Чудовищных размеров черепаха

Сжирала неостывшего беднягу,

А море преступления следы

Смывало тут же…

Вот Скирон Тесея

Вдали заметил и душою всею,

Дурной и мерзкой, к жертве прикипел:

«Красив, как бог!.. Идёт совсем без страха…