Виктория Янковская - По странам рассеяния
- Название:По странам рассеяния
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АМ-ИЗДАТ
- Год:1978
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Виктория Янковская - По странам рассеяния краткое содержание
Виктория Янковская (18.2.1909, Владивосток — 6.4.1996. Калифорния) — поэт, прозаик «первой волны» русской эмиграции, ее дальневосточной ветви. Жила в Японии, Корее, Китае, Чили, США.
Печататься начала в «Рубеже», затем и в других периодических изданиях: в журналах «Прожектор», «Понедельник», «Парус», в газете «Слово», в коллективных сборниках «Багульник», «Врата».
После эмиграции в США в 1961 г., в 1966 г. ее стихи и краткая автобиография напечатаны в антологии «Содружество». В 1978 г. в Нью-Йорке был издан поэтический сборник В. Янковской — «По странам рассеяния».
В России, во Владивостоке в 1993 г. под тем же названием вышел сборник стихов и прозы В. Янковской.
Основа данного электронного издания — нью-йоркский сборник стихотворений 1978 года «По странам рассеяния». Электронная версия дополнена стихотворениями, отсутствующими в бумажном издании 1978 г.
По странам рассеяния - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне сегодня козел в переносье хребта
Подарил прошлогодние рожки…
Я — коза! У меня два копыта — «гета» [3] «Гета» — японская деревянная обувь.
И душистая мягкая «лежка».
Я жду…
Кузине-Фиалке!
В старой заброшенной хижине
Я развела огонек.
Стелется пламя униженно
Возле смуглеющих ног.
Ты же тропою окольною
На огонек мой придешь.
Сумерки дрожко-стекольные
Лезут в отверстья рогож.
Синее, звездное, вечное —
Сдвинулось складками штор…
Счастье осеннего вечера
Ссыпалось в этот костер.
«В чаще, где пахнет грибами…»
В чаще, где пахнет грибами,
Хвойными талыми смолами,
Я пробираюсь за псами —
Дикая и полуголая.
Как раскричались цикады!
Путь мой запутан лианками…
Вновь ничего мне не надо!
Снова я стала Тарзанкою !
Я же — пчела
Маме!
Солнце сегодня взглянуло в леток:
Ветер, хребты целовавший, нашептывал в улей;
Так захотелось увидеть цветок!
Чувствую, знаю наверно — сегодня проснулись…
Я полетела, где серенький снег
Пашни долины в себя с упоеньем впивают.
Снова журчанье порывистых рек —
В них отражаюсь и вижу, что снова жива я!
Россыпь живых самородков весны —
Дети приморских предгорий — Адонисы это!
Лапками их задеваю — они
Глазки открыли в пушке золотистого цвета.
«Лапками сердца» я первый медок
В улей, зимой пустовавший, таскаю, воруя:
Солнце скрутило весь м о рос в моток,
Крылья свои я впрягаю в небесную сбрую.
Это мой первый адонисный вклад.
Скоро — багульник, фиалки — зажгутся по склонам…
Год обеспечен! Ликуя жужжат
Мысли, рожденные мартовским первым бутоном.
Я поняла только в улье зимой,
По собиранью цветочного меда тоскуя,
Что поклоняюсь я Флоре самой:
Я же — Пчела! И не нужно мне пищу другую!
Багульник
Пора была вам распуститься лишь весною,
Цветы багульника малиновых оттенков,
Но, в вазочку поставленные мною,
Вы распустились вдруг на тонких ветках…
На улице зима и снег еще белеет,
А вы нежнейшими дрожите лепестками,
И листики тихонько зеленеют,
Глядя кругом весенними глазами.
Вам преждевременное пробужденье странно?
Вам кажется — судьба цветочная ошиблась?
Нет, — каждого не поздно и не рано —
По предопределенью сердце билось.
Весною
Малинке
Над Кореей вечер моросистый
Распустил печальное крыло,
Нити тонких аметистов
В небе судорогой замело.
Кто глядит, зовет и манит в дали?
Взор пустой и страшный — без лица…
Горы эхом отвечали:
«Кто ты? Кто ты?» — без конца.
Не увидишь. Дух его поранен.
Плоти нет — и в том его тоска.
Мир его не твой — безгранен,
За сегодняшним «пока».
Я иду, иду сквозь влажный м о рос…
Близко… Где ты? — Вовсе никого…
Но откуда этот голос?
Зовы вечные тревог?
Аметист сменен агатом черным,
А его прогонят янтари…
Чьей-то воле ты покорный
Проскитался до зари…
Возвратишься. До заката смолкли
Эти зовы: Гор ли? Сосен? Скал?
На тебе одежды волглы,
Чтоб ты помнил, что искал.
Ландыши
Сирена надрывается в порту,
Указывая путь плутающим в тумане.
Кругом бело, но я тропу найду
Туда, где ландыши смеются на поляне.
Как жемчуга! Стоят, как бы в бреду…
Таких — не видели, не знают горожане, —
Такие ландыши в своем чаду
Хмельно звенят, танцуя в сказочном тумане…
Срывая, жизнь прекрасную краду…
Прислушайся! — Услышишь тонкое стенанье…
И в унисон с сиреною в порту
Оно поет о майском грустном расставанье.
Веер
В мартовском покое на пригреве,
На сухой траве, под шелест сосен,
Мне послышались опять напевы
Отлетевших прежних весен.
В небе плачут журавли и гуси,
И опять летят они на север.
И опять во мне так много грусти…
Жизнь — полуоткрытый веер!
Потихоньку веер раскрывает
Только дольки — гибкие, как струнки.
Но по ним никто не угадает
Продолжение рисунка…
«Ночью я зачиталась нечаянно…»
М. С. Рокотову-Бибинову
Ночью я зачиталась нечаянно.
Вышла в сад. Все уже голубое.
И луна — точно роза чайная
За рассветным туманным прибоем.
Сразу тополи стали глазастыми,
Растопырив ресницы впервые;
А движения ветра вихрастого
Провели по песку кривые.
Это май бросил ландыш с азалией
На хребты исполинской горстью…
Ты, весна моя радостно-шалая!
Ты, душисто-крылатая гостья!
Шанхайское
Б. Л. Суворину
На Французской Концессии есть пустыри,
Где могилы китайцев буграми;
Где трава, как в деревне, цветами пестрит;
Где плакучие ивы ветвями
В нежно-желтеньких почках качают весну…
Где свистят настоящие птицы —
Не из клеток… где я почему-то взгрустну
На горячих кусках черепицы…
Наш асфальтовый серый унылый пассаж
С целым рядом домов трафаретных —
Затенит на мгновенье далекий мираж,
Проскользнувший в цветах незаметных:
Золотой одуванчик увижу я вдруг…
Вспомню пастбище в нашем именье!
Молодых лошадей, коз и клеверный луг,
Белый замок внизу в отдаленье…
Но… пронесся зачем-то крикливый мотор!
Задрожал и поник одуванчик
На печальный китайский могильный бугор,
Прошептав: «Извини, я — обманщик…»
Я жалею цветы городских пустырей
И забытые всеми могилы…
А посаженных в клетки пичуг и зверей
Я бы всех навсегда отпустила…
И корейским цветам расскажу я потом
Про смешной одуванчик шанхайский,
Что могилу считает высоким хребтом,
А пустырь — обиталищем райским!
И про то, как забывши свой грустный удел,
И раскрыв золотистые очи,
В этом городе плоском мгновенно успел
Одуванчик меня заморочить…
В наводнение
Юрию Р.
Опять разворочено русло разливом.
Река — гоголь-моголь! Река — шоколад!
В ней влажные скалы блестят черносливом,
И в пене и в брызгах сырой аромат.
Опять та же серая цапля в бурунах
Летит, опьяненная гвалтом реки…
Захлестнуты обе корейским тайфуном,
Мы чертим по скалам косые штрихи.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: