Гомер - Илиада

Гектору был он ровесник, в единую ночь с ним рожденный.
Первый копьем отличался, второй затмевал его словом.
Доброжелательный к ним обратился он с речью и молвил:
"Вы обсудите, друзья, хорошо, что скажу вам. Совет мой —
В город немедля уйти и священной зари пред судами

Не дожидаться в долине: от стен удалились мы слишком.
Прежде, покуда сей воин казнил Агамемнона гневом,
Было не столь тяжело с остальными ахейцами биться.
С радостью сам я тогда близ судов оставался глубоких,
Ибо надеялся взять корабли, изогнутые ровно.

Ныне же страшно боюсь быстроногого сына Пелея.
Он, столь надменный душою, едва ли захочет остаться
Здесь, посредине долины, где долгое время троянцы
И аргивяне делили труды и опасности битвы.
Из-за троянских супруг, из-за Трои он станет сражаться.

В город вернемся. Примите совет, ибо так оно будет.
Ныне священная ночь быстроногого сына Пелея
Кинуть заставила битву. Но если он в бранных доспехах
Завтра нас встретит в долине, узнаете этого мужа!
Счастлив тот будет, кто, спасшись, вернется в священную Трою.

Многих тогда растерзают собаки и коршуны в поле
Но да пребудет от слуха такое несчастье далеко!
Если ж моим вы словам, хоть с печалью в душе, покоритесь,
Ночью советом себя укрепим, защищать же наш город
Будут и башни, и стены, и створы ворот крепкозданных,

Тесаных гладко, широких, засовами тесно сплоченных.
Завтра мы рано с зарею, в доспехи войны облачившись,
Башни займем городские. И горе тому, кто захочет
С нами сражаться, покинув суда, чтобы стены разрушить.
К флоту назад он вернется, хотя бы коней крутошеих

Всячески бегом измучил, вкруг Трои напрасно блужлая.
В самый же город проникнуть едва ль он осмелится сердцем.
Быстрые псы его раньше пожрут, чем он город разрушит".
Но, исподлобья взглянув, отвечал шлемовеющий Гектор:
"Полидомас, ты не по сердцу речь произнес мне сегодня,

Ты, кто велишь отступить нам и в городе вновь запереться.
Иль не насытились мы пребыванием долгим на башнях?
Было то время, когда среди смертнорожденных считался
Город Приама богатым и медью и золотом ценным.
Только иссякли в чертогах сокровища наши былые.

Много богатств на продажу ушло во Фригийскую землю,
И в Меонию, — с тех пор как великий Зевес рассердился.
Ныне ж, когда пред судами дозволил мне славой покрыться
Кроноса хитрого сын, и ахейцы притиснуты к морю,
Не предлагай всенародно подобных советов, безумец!

Я не дозволю, чтоб кто из троянцев тебе покорился.
Слушайте слово мое. Поступите, как вам повелю я.
Ужин готовьте сперва, разойдясь на отряды по стану,
После о страже ночной позаботьтесь и бдительны будьте.
Тот же из вас, кто чрезмерно дрожит за свое достоянье,

Пусть он богатства свои соберет и отдаст на народные нужды.
Лучше пускай их истратят троянцы, чем дети ахеян.
Завтра же, рано с зарею, надев боевые доспехи,
Подле глубоких судов мы возбудим работу Арея.
Если и вправду воспрянул пред флотом Ахилл богоравный,

Горе ему, коль захочет сражаться. Не я пред Ахиллом
Из многошумной войны убегу, но лицом его встречу,
И неизвестно еще, кто покроется славой великой.
Равен для всех Эниалий. Он губит готовящих гибель".
Так говорил Приамид, и воскликнули громко троянцы,

Глупые! Разум у них помрачила Паллада Афина.
Гектора все одобряли, хотя он советовал дурно,
Полидамаса — никто, хоть совет предлагал он разумный.
После того они сели за трапезу все. А данайцы
Целую ночь над Патроклом стонали и плакали горько.

Первый Ахилл Пелион между ними рыдание поднял,
Другу на грудь положивши к убийству привычные руки.
Громко и тяжко стонал он, подобно как лев пышногривый,
Если охотник на ланей похитил детей его малых
В чаще дремучей, а он убивается, поздно вернувшись,

Все обегает лощины, где ищет следов человечьих,
Страстно желая настигнуть, охваченный яростью дикой:
Так Ахиллес безутешно стонал, говоря мирмидонцам:
"Боги! Я праздное слово тогда обронил и пустое,
В день как Менойтия старца в дворце обнадеживал царском.

Славного сына ему обещал я в Опунт предоставить
Стены разрушившим Трои, удел получившим добычи.
Только не все исполняет Зевес предрешенья людские.
Знать, нам обоим с тобой суждено обагрить своей кровью
Ту же троянскую землю. Ни мать дорогая Фетида,

Ни престарелый возница Пелей возвратившимся с поля
Дома не встретит меня, а сырая земля здесь укроет.
Ныне ж, Патрокл, последним в могилу сойти осужденный,
Не погребу тебя раньше, чем голову сына Приама,
Гордого смертью твоею, сюда привезу и доспехи.

Пред погребальным костром, за убийство твое отомщая.
Я обезглавлю двенадцать сынов знаменитейших Трои.
А до тех пор так лежи у меня пред судами кривыми.
Вкруг же тебя полногрудые жены дардан и троянцев
Будут и ночью и днем проливать безутешные слезы,

Жены, которых мы добыли длинным копьем и отвагой,
Много разрушив селений цветущих, людьми населенных".
Так говоря, повелел Ахиллес богоравный дружине
Медный треножник большой поместить над огнем, чтоб скорее
Тело Патрокла очистить от праха и крови сгущенной.

Те над горящим огнем поместили котел для купанья,
Налили полный водою, достали дрова и зажгли их.
Выпуклость чана огонь охватил, нагревая в нем воду.
Вскоре, едва лишь вода закипела в блистающей меди,
Тело умыли ахейцы, потом умастили елеем,

Девятилетнею мазью наполнив зиявшие раны,
И положили на ложе, и легкою тканью одели
От головы и до ног, и белым плащем приукрыли.
Целую ночь мирмидонцы с Ахиллом Пелидом в средине,
Над умерщвленным Патроклом вопили и плакали горько.

Гере, сестре и супруге, в то время сказал Громовержец:
"Ты, наконец, на своем настояла, почтенная Гера.
Вот он воспрянул, Ахилл быстроногий. Подумать бы можно,
Будто сама породила ты пышноволосых данайцев".
И волоокая Гера почтенная так отвечала:

"О, всемогущий Кронид, какое ты слово промолвил!
И человеку дано отомстить человеку другому,
Хоть народился он смертным, и мудрости нашей не знает.
Как же ты хочешь, чтоб я не вредила во гневе троянцам,
Я, кто, надеюсь, богинь всех важнее и дважды почтенна —