Гомер - Илиада

Глупый, не ведает в мыслях своих Диомед, сын Тидея,
Что кратковечны бывают, кто смеет с бессмертными биться.
Дети не будут отцом его звать, на коленях качаясь,
И не вернется домой он с войны, из губительной сечи.
Пусть ожидает теперь сын Тидея, хоть он и бесстрашен,

Как бы сильнее тебя кто-нибудь с ним не стал состязаться.
Тою порой дочь Адраста, разумная Эгиалея,
С криком поднявшись от сна, домочадцев любезных разбудит,
Плача по юном супруге, храбрейшем средь войска ахеян, —
Эгиалея, жена Диомеда, Тидеева сына".

Так говорила и пальцами кровь из руки унимала.
Стала здоровой рука, и тяжкие боли утихли.
То увидали богини Паллада Афина и Гера.
К Зевсу Крониду они обратились с насмешливой речью, —
И синеокая так начала свое слово Афина:

"Зевс, наш отец! На меня не посетуй за то, что скажу я.
Видно Киприда одну из ахеянок вновь убеждала
В землю троянцев бежать, ею ныне столь сильно любимых;
Эту, должно быть, лаская ахеянку в пышной одежде,
Нежную руку она золотой оцарапала пряжкой".

Молвила так. Улыбнулся отец и людей, и бессмертных
И, подозвавши к себе, золотой Афродите промолвил:
"Не на тебя, моя дочка, возложено бранное дело!
Лучше устраивай браки, что славные будят желанья:
Бурный Арей и Афина заботятся будут о битвах".

Так говорили они меж собой, обращаясь друг к другу.
Тою порой Диомед устремился опять на Энея,
Зная, что сам Аполлон над героем простер свою руку,
Но и пред богом великим не дрогнув, он все порывался,
Как бы Энея убить и совлечь дорогие доспехи.

Трижды вперед он бросался, охваченный жаждой убийства,
Трижды отталкивал прочь Аполлон светлый щит Диомеда.
Только когда он в четвертый напал, небожителю равный,
Грозно тогда закричав, Аполлон Дальновержец промолвил:
"Прочь отступи, сын Тидея, опомнись! Равняться с богами

В мыслях своих не дерзай, оттого что не равны судьбою
Племя бессмертных богов и людей, уходящих под землю".
Так он сказал — и назад сын Тидея немного подался,
Гнева желая избегнуть далеко разящего Феба.
Тою порой Аполлон перенес из сраженья Энея

В храм свой, который ему был воздвигнут в священном Пергаме.
Там во святилище славном Эней исцелен и украшен
Был Артемидою, любящей стрелы бросать, и Латоной.
Феб Аполлон сребролукий создал тогда призрак чудесный,
Видом подобный Энею и в те же одетый доспехи.

Призрак кругом обступив, аргивяне с троянцами бились
И рассекали в бою защищавшие грудь у друг друга
Кожи крылатых щитков и тяжелых щитов округленных.
К бурному богу Арею тогда Аполлон обратился:
"Кровью облитый Арей, мужегубец Арей, стен крушитель!

Не удалишь ли, вмешаясь, от этого боя ты этого мужа,
Сына Тидея, что ныне готов против Зевса сражаться?
Раньше богиню Киприду он в руку поранил близь кисти,
После со мною самим состязался, бессмертному равный".
Так Аполлон ему молвил и сел на вершину Пергама.

Грозный вмешался Арей, побуждая фаланги троянцев.
Вид Акаманта принявши, вождя удалого фракийцев,
Крикнул он властно Приамовым детям, питомцам Зевеса:
"Долго ли, дети Приама, — владыки, взращенного Зевсом, —
Будете молча терпеть, чтоб ахейцы народ убивали?

Долго ли будут они подле стен крепкозданных сражаться?
Муж, кто казался нам равным с божественным Гектором, ныне
В прахе лежит — вождь Эней, сын могучего сердцем Анхиза.
Но поспешите, спасем из толпы благородного друга".
Так он промолвил им, в каждом и силу и дух пробуждая.

А Сарпедон укорять богоравного Гектора начал:
"Гектор, куда оно делось — твое дерзновенье былое?
Некогда ты говорил, что без войск и народов союзных
Город удержишь один, во главе своих зятьев и братьев.
Ныне из них никого не могу отыскать и не вижу.

В страхе укрылись они, точно псы, когда льва увидали.
Мы ж продолжаем сражаться, — ваше союзное войско.
Ибо и я, ваш союзник, сюда издалека явился,
Из отдаленной Ликии, от многопучинного Ксанфа.
Там я оставил жену дорогую и малого сына,

Много оставил богатств, — их желал бы добыть неимущий.
Все же ликийцев своих побуждаю и сам порываюсь
В битву сразиться с врагом, хоть с собой ничего не имею,
Что унести или взять на суда аргивяне могли бы.
Ты же и сам неподвижно стоишь и другим не прикажешь

Твердо держаться в бою и супруг защищать своих милых,
Чтобы они, точно в петли попавши сетей заберущих,
Вскоре не стали военной добычей мужей супостатов,
Чтоб не разрушен был ими ваш город, весьма населенный.
Сам бы об этом и ночью и днем ты заботиться должен

И умолять всех союзных вождей, что пришли издалека,
Твердо держаться в бою, избегая укоров тяжелых".
Так говорил Сарпедон. Душу Гектора речь уязвила.
Тотчас в доспехах войны с колесницы он спрыгнул.
Острым копьем потрясая, кругом обошел он все войско,

Всех побуждая сражаться и страшную битву воздвигнул.
И обернулись троянцы, лицом становясь к аргивянам.
Но и ахейцы, не дрогнув, их встретили, тесно сплотившись.
Как по гумну освященному ветер мякину разносит, —
Люди бросают зерно, а Деметра с златыми кудрями,

Ветер подняв над землей, отделяет плоды от мякины, —
И белеет земля: точно так побелели ахейцы
От окружавшей их пыли, которую тучей над ними
Вплоть до небес медно-ярких взбивали копытами кони,
Вновь устремленные в битву. Возницы назад их погнали,

И напрягали борцы силу рук. Той порой поле брани
Бурный Арей темнотою покрыл, помогая троянцам,
Войско кругом обходя. Исполнял Аполлона он волю,
Феба с мечом золотым, поручившего богу Арею
Дух у троянцев поднять, лишь увидел Палладу Афину

Вдаль уходящей, — она помогала героям данайским.
Сам Аполлон между тем из святилища пышного вывел
Пастыря войска Энея и силу вдохнул ему в сердце.
Перед друзьями он встал — и они ликовали душою,
Видя, что к ним он живой приближается и невредимый,

Силой отважной дыша, но расспрашивать тотчас не стали.
Дело иное влекло их, что Феб возбудил Дальновержец,
И мужегубец Арей, и всегда неустанная Распря.
Войско данайцев меж тем побуждали к войне сын Тидея,
Оба Аякса и царь Одиссей, да и сами ахейцы

Не испугались ни силы троянцев, ни возгласов бранных.
Грозно стояли они, словно тучи, когда их Кронион
Вдруг над вершинами гор остановит в безветрии тихом,
В час, когда спит, успокоясь, могучая сила Борея
И остальные спят ветры, которые, чуть лишь подуют,