Гомер - Илиада

Так не любил я Деметры, царицы прекрасноволосой,
Ни знаменитой Латоны, ни даже тебя, о, супруга.
Весь я исполнен любви и охвачен желанием сладким".
В мыслях лукавя, ему отвечает почтенная Гера:
"О, всемогущий Кронид, какое ты слово промолвил!

Хочешь на ложе теперь насладиться со мною любовью
Здесь, на возвышенной Иде, открытой для глаз отовсюду?
Что если нас кто-нибудь из богов, существующих вечно,
Спящими вместе увидит, а после расскажет всем прочим?
Вставши от ложа любви, не вернусь я потом в меднозданный

Твой Олимпийский чертог; то казалось бы мне непристойным.
Если же вправду желаешь и так твоей воле угодно,
Есть у нас спальный покой, что возлюбленный сын нам построил,
Славный Гефест, кто повесил на притолки крепкие двери.
Там мы и можем прилечь, если ложе тебя привлекает".

И, отвечая, сказал ей Зевес, облаков собиратель:
"Гера, не бойся, чтоб кто из богов или смертнорожденных
Спящими нас увидал: таким я густым приукрою
Облаком нас золотым. К нам и солнце тогда не проникнет,
Солнце, которого свет, проникая повсюду, все видит".

Так произнесши, Кронид заключает супругу в объятья.
Тотчас под ними земля возрастила цветущие травы,
Лотос, покрытый росой, и шафран, и цветы гиацинта,
Нежные, пышногустые, высоко вздымавшие стебли.
Там они оба легли, золотым осененные сверху

Облаком дивным, откуда, сверкая, роса ниспадала.
Так на возвышенном Гаргаре Зевс опочил безмятежно,
Геру в объятьях держа, побежденный и сном и любовью.
Сладостный Сон, между тем, побежал к кораблям быстроходным
С вестью спеша к Посейдону, кто землю колеблет и держит.

Близко к нему подойдя, он крылатое слово промолвил:
"Ныне, о, царь Посейдон, помогай благосклонно ахейцам,
Славу им в битве даруй хоть на краткое время, покуда
Зевс почивает. Глубоко я сном его сладким окутал.
Гера прельстила Кронида, чтоб с нею в любви опочил он"!

Так говоря, к племенам он разумных людей удалился,
Больше еще побудив Посейдона на помощь данайцам.
Бросившись к первым рядам, так воскликнул земли колебатель:
"Снова ли Гектору мы, аргивяне, уступим победу,
Сыну Приама, чтоб взял корабли он и славой покрылся?

Так он хвалился, грозя, оттого что Ахилл быстроногий
На мореходных судах пребывает, терзаемый гневом.
Только по воине этом недолго бы мы тосковали,
Если бы сами все ринулись в бой, помогая друг другу.
Дайте, о други, теперь покоритесь тому, что скажу вам:

Бросим на плечи щиты, покрупней отобрав и покрепче,
Головы медью покроем далеко блистающих шлемов,
В руки же копья возьмем подлинней и отправимся в битву.
Я поведу вас вперед и недолго тогда, уповаю,
Гектор останется в поле, хотя он неистовством дышит.

Если же с легким щитком между нами есть доблестный воин,
Слабому пусть отдает этот щит и берет себе лучший".
Так он промолвил. Они же поспешно ему покорились.
Сами цари, хоть страдая от ран, их построили в битву, —
Храбрый Тидид, Одиссей и владыка Атрид Агамемнон.

Всю они рать обошли и обмен совершили оружья,
Лучшее лучшим давали, оставивши худшее худшим.
И аргивяне, облекшись вкруг тела блестящею медью,
В битву пошли; предводил их земли колебатель могучий,
Тяжкой рукою сжимая губительный меч длинноострый,

Блеском похожий на молнию: с ним невозможно тягаться
В сече кровавой, — он страхом удерживал храбрых героев.
В свой же черед и троянцев построил блистательный Гектор
Спор беспощадного боя тогда меж собой завязали
Бог Посейдон темнокудрый и Гектор, блистательый смертный,

Этот бесстрашных троянцев, а тот аргивян защищая.
Море кипело, шумя, близь судов и палаток ахейских,
Тою порой, как войска с ужасающим криком столкнулись.
Но и морские валы не дробятся так шумно об землю,
Если Борей их повсюду подъемлет дыханием грозным,

С силой такой и пожар не гудит, распылавшись далеко
В чаще лесной, когда пламя встает и весь лес пожирает,
Ветер так громко не воет в вершинах дубов густокудрых,
Ежели он, разыгравшись, бушует с неистовой силой,
Как закричали тогда аргивяне и мужи троянцы.

С криком ужасным герои одни на других устемились.
Первый ударил Аякса копьем шлемовеющий Гектор,
Прямо лицом обращенный к герою, и не промахнулся.
В грудь он попал, где сходились два пояса, стянутых крепко,
Первый с щитом. А другой. Что поддерживал меч среброгвоздый.

Нежное тело они защитили. Разгневался Гектор,
Видя, что острая медь полетела напрасно.
Быстро к толпе он друзей отступил, убегая от Парки.
Только что он повернулся, Аякс Теламонид великий
Камень приподнял из тех, что тогда меж ногами ахейцев

Кучей валялись, опорой служа для судов быстроходных,
И через обод щита поразил его в грудь, подле шеи.
Камень он кубарем бросил и тот полетел, завертевшись.
Точно как падает дуб от удара гремящего Зевса,
Вырванный с корнем, и серы зловещий разносится запах,

Бодрости духа лишая того, кто вблизи это видит,
Ибо ужасны перуны великого Зевса Кронида:
Также мгновенно и Гектор на землю во прах повалился.
Древко из рук уронил он, и щит покатился со шлемом,
Звякнули громко на нем испещренные медью доспехи.

С криком пронзительным дети ахейцев к нему подбежали,
Тело надеясь увлечь и бросая несчетные стрелы.
Только никто из ахеян не мог предводителя войска
Ранить копьем иль мечем, ибо раньше вожди подоспели, —
Полидамас и Эней, и герой Агенор богоравный,

И Сарпедон, полководец ликийцев, и Главк беспорочный.
Также другие друзья не покинули Гектора в поле,
Но оградили, уставив щиты, округленные ровно,
И понесли на руках из сраженья, пока не достигли
Быстрых коней, что вблизи от смятения битвы жестокой

Ждали, — возница держал их, на пышную став колесницу.
В город помчали они Приамида, стенавшего тяжко.
Вскоре друзья привезли его к броду реки светлоструйной,
Многопучинного Ксанфа, дитяти бессмертного Зевса.
Сняв с колесницы, они положили героя на землю

И поливали водой: он очнулся, глаза открывая.
После привстал на колени и харкать стал черною кровью,
Но опрокинулся снова на землю — и светлые очи
Сумрак окутал ночной: он еще оглушен был ударом.
Лишь увидали ахейцы, что Гектор герой удалился,