Гомер - Илиада

Слова, какого из уст никогда бы не выпустил воин,
Кто в своих мыслях умеет разумно обдумывать речи,
Кто скиптродержцем рожден и кому повинуется войско,
Столь же большое числом, как данайцы, которыми правишь.
Я отрицаю и пользу совета, который даешь нам,

Ибо в то время, как длится смятенье и битва, велишь ты
В море совлечь корабли оснащенные, чтобы троянцам
Большую радость доставить, уже победителям в битве,
Нам же погибель и смерть. Благородные дети ахеян
Не устоят среди боя, едва мы суда наши сдвинем,

Битву покинут они, озираясь, как броситься в бегство.
Тою порой твой совет нас погубит, владыка народов".
И, отвечая, промолвил владыка мужей Агамемнон:
"Тяжко мне душу пронзил, Одиссей, ты укором жестоким.
Я никогда не велел, чтобы храбрые дети ахейцев

Против желанья спустили суда на священное море.
Пусть же разумный совет кто-нибудь между вами предложит,
Муж молодой или старый: он будет равно мне любезен".
И отозвался средь них Диомед, среди боя отважный:
"Близок тот муж, не искать вам его, если слушать хотите.

Не осуждайте меня и не гневайтесь в сердце за то лишь,
Что между вами из всех прихожусь по рождению младшим.
Тем я горжусь, что рожден от героя отца, — от Тидея,
Мужа, кого подле Фив покрывает высокая насыпь.
Трое детей беспорочных родилося встарь у Порфея:

Жили в Плевроне они, а равно в Калидоне скалистом,
Агрий, Мелас и Эней — кто отца моего был родитель —
Третий из них по летам, но по воинской доблести первый.
Он в Калидоне остался, отец же мой, долго блуждая,
В Аргосе дом свой построил: так Зевс пожелал и все боги.

В жены избрал он Адрастову дочь, обитая в чертоге,
Благами жизни богатом, владея обширным участком
Тучной земли, окруженной густыми рядами деревьев,
Много имея скота. И средь всех аргивян отличался
Он как метатель копья. Вам известно, что все это правда.

Вот почему не считайте меня по рожденью бессильным,
Не презирайте совета, который скажу вам, обдумав.
В битву идем, не взирая на раны: нужда заставляет.
Сами держаться мы будем вне стрел, от сраженья поодаль,
Чтобы вторично никто не был ранен на раненом месте.

Только других, побуждая, отправим в смятение битвы,
Тех, кто теперь, прохлаждаясь, стоят в стороне и не бьются".
Так он сказал, и они подчинились, послушны совету,
В битву пошли, предводимы владыкой народов Атридом.
Славный земли колебатель меж тем сторожил не напрасно,

Но, уподобившись старцу, пошел полководцам навстречу,
Взял Агамемнона, сына Атрея, за правую руку
И, обращаясь к герою, крылатое слово промолвил:
"Ныне, должно быть, Атрид, веселится в груди Ахиллеса
Злобное сердце при виде убийства и бегства ахеян!

Ибо в жестокой душе его нет состраданья нисколько,
Но да погибнет сей воин, пусть бог поразит его горем.
Нет, не в конец на тебя рассердились блаженные боги.
Будет пора, и вожди, и советники войска троянцев
Пыль по долине поднимут, и сам ты увидишь глазами,

Как побегут они в город от ваших судов и палаток".
Так говоря, он пронзительно крикнул и ринулся полем.
Точно как если б в сраженьи воскликнуло девять иль десять
Тысяч отважных мужей, приступающих к распре Арея:
Так из могучей груди знаменитый земли колебатель

Голос издал той порою. И каждому в сердце ахейцу
Буйную силу вдохнул он и страсть воевать и сражаться.
А златотронная Гера в то время за всем наблюдала,
Стоя на выси Олимпа. Видала она Посейдона,
Милого брата родного и деверя, как подвизался

Он в мужегубном сраженьи, — и в сердце своем веселилась.
Также видала Зевеса сидящим на крайней вершине
Иды, обильной ключами, и был ей Зевес ненавистен.
Стала тогда размышлять волоокая Гера богиня,
Как обольстить бы ей разум Эгидодержавного Зевса.

И показалось богине в душе наилучшим решеньем
Принарядиться сперва и взойти на высокую Иду,
Не пожелает ли Зевс Олимпиец вблизи ее тела
В сладкой любви опочить, не прольет ли она на ресницы
И на сознанье его исцеляющий сон благодатный.

Гера пошла в свой покой, что Гефест, милый сын, ей построил,
К притолкам крепкие двери привесивши с тайным засовом.
Так чтоб никто из бессмертных его не умел отодвинуть.
Гера, вошедши туда, притворила блестящие двери.
Прежде всего она смыла всю грязь с обольстительной кожи

Светлой амврозией; после вся жирным натерлась елеем,
Что находился у ней, благовонный, божественно нежный:
Стоило тронуть его в меднозданном чертоге Зевеса,
И аромат разливался кругом по земле и по небу.
Этим елеем она умастивши роскошное тело,

Волосы стала чесать, заплетая руками их в косы;
Светлые, пышно они с головы ниспадали нетленной.
В легкий богиня затем облачилась покров, что Паллада,
Долго трудясь, ей соткала, и дивным шитьем испестрила.
Пряжками этот покров на груди застегнув золотыми,

Гера приладила пояс, украшенный ста бахромами,
Яркие вдела в отверстья ушей, проколотых ровно,
Серьги о трех жемчугах и большой красотой засияла.
Дивная в сонме богов покрывалом окуталась сверху,
Сшитым недавно, прекрасным, сияющим, точно как солнце,

Пару сандалий красивых к блестящим ногам подвязала.
И, украшения все возложив на прекрасное тело,
Вышла из спальни она и, поодаль от прочих бессмертных
В сторону взяв Афродиту, такое ей слово сказала:
"Ныне, дитя дорогое, мою ты исполнишь ли просьбу,

Или, быть может, откажешь, за то на меня негодуя,
Что аргивян защищаю, а ты помогаешь троянцам?"
Ей, отвечая, промолвила Зевсова дочь Афродита:
"Кроноса славного дочь, о, богиня почтенная Гера,
Выскажи просьбу; душа побуждает меня согласиться,

Если исполнить могу, если просьба твоя исполнима".
В мыслях коварствуя, ей отвечает почтенная Гера:
"Дай мне на время ту силу любви и желаний, которой
Всех ты равно покоряешь бессмертных и смертнорожденных.
Ныне к пределам иду плодоносной земли, чтоб увидеть

И Океана, — отца всех бессмертных, — и мать их Тефису,
Тех, что в чертоге своем воспитали меня и взрастили,
Взявши у Реи богини, в то время как Зевс Громовержец
Кроноса с неба низверг под пустынное море и землю.
Их посетить я иду и раздор прекратить непрерывный,