Анатолий Жигулин - Летящие дни

А ракитам лет уже по двести.
Есть о чем тужить и вспоминать…
Ничего, на этом грустном месте
Кто-нибудь поселится опять.

* * *

Золотое, зеленое утро.
Пятиглавая церковь вдали.
А в душе одиноко и смутно.
И летят вдалеке журавли.

Журавли, вы как будто из песни,
Из протяжных, мучительных слов.
И дрожит, и звенит поднебесье
Над рядами сосновых стволов.

Эти сосны — как медные струны
От земли до холодных небес.
И звучат журавлиные трубы,
И качается утренний лес.

Все закончится — боль и дорога.
Я ухода давно не боюсь.
Но останется эта тревога.
Этих пажитей легкая грусть.

Этот бор за притихшею весью,
Этот запах сосновых стволов.
Эти птицы — как будто из песни,
Из протяжных, мучительных слов.

* * *
В. Лазареву

Ветер свистит в сухом камыше
Близким посвистом зимних вьюг.
Больше того, что есть в душе,
Мы — увы! — не напишем, мой друг.

Больше того, что жизнью дано,
Мы не сможем вложить в стихи…
Ветер стучит и стучит в окно.
Уже на дворе не видно ни зги.

А я вспоминаю седые дни.
Вижу солнца кровавый круг.
Только послушай, только взгляни, —
Сколько пришлось пережить, мой друг!

Видно, такая у нас тропа.
Время нас и должно терзать.
Больше того, что скажет судьба,
Разве мы сумеем сказать?..

МЕТЕЛЬ

О господи! Царь наш небесный!
Какая густая метель!
У этой речушки безвестной
Кому она стелет постель?

И нету следа человека,
И волка поблизости нет.
Как будто из прошлого века
Струится серебряный свет.

А что это там за дорогой?
Погост? Или, может, село?..
Какой необъятной тревогой
Угрюмую душу свело.

Совсем незнакомая местность.
И снежные призраки дней
Летят и летят в неизвестность
Из тающей жизни моей.

* * *

Продли, Всевышний, дни моей Ирины.
Без глаз ее душа моя пуста.
Я без нее — как елка без вершины.
Я без нее — как церковь без креста!

* * *

Обложили, как волка флажками,
И загнали в холодный овраг.
И зари желтоватое пламя
Отразилось на черных стволах.

Я, конечно, совсем не беспечен.
Жалко жизни и песни в былом.
Но удел мой прекрасен и вечен —
Все равно я пойду напролом.

Вон и егерь застыл в карауле.
Вот и горечь последних минут.
Что мне пули? Обычные пули.
Эти пули меня не убьют.

НА ПСКОВСКОЙ ЗЕМЛЕ
О. Чухонцеву

Чайка в зеленой воде
Монастырского рва.
Светлый песчаник
Старинной твердыни Изборска.
Даль и сирень.
И на камне — густая трава.
Милой российской земли
Суховатая горстка.

Как это было:
Ливонская дымная мгла…
Милая Родина,
Горе мое вековое!
Как устояла
И как ты отбиться смогла
В этом краю
За Великою — псковской рекою!

Славлю тебя,
Грозовая тревожная Русь.
Славлю твое
Всенародное гулкое вече.
С кроткой молитвой
За камни святые берусь,
Вижу, как ворон кружится
Далече-далече.

Ворон кружится,
Но ясная всходит заря.
Реют знамена,
И гордо — до смертного часа —
Светится копьями
Русская наша земля.
Светится лик золотой
Нерукотворного Спаса.

БЕЛОГОРЬЕ

Белогорье. Горы белые.
В этих радостных местах
Бились красные и белые
Не за долю, не за страх.

За единую, великую,
За счастливую страну —
Шли к Якиру и к Деникину
На кровавую войну.

И враждебными колоннами
В пору горестных утрат
Шли под разными знаменами
Старший брат и младший брат.

И в любви к родному краю
В том убийственном бою
Каждый думал: умираю
Я за Родину свою…

Возле хутора придонного
И сейчас закат багров.
Пулеметчики Буденного
Там косили юнкеров…

И осталась память ясная
О далеком, но живом.
И рябина ярко-красная
На обрыве меловом.

НА РОДИНЕ

Не узнал я родного села
У железной дороги за Доном.
Там, где чистая речка текла,
Почва скована грязным бетоном.

И дымятся в цементной пыли
Вместо прежней зеленой равнины —
Там, где лилии нежно цвели, —
Комья серой рассыпчатой глины.

Нет ни хат, ни веселых ракит
Там, где пчелы под крышами жили.
И глухая старуха твердит:
— Осушили, сынок, осушили…

Ощущением горькой беды
Сердце тронули бабкины слезы…
А какие здесь были сады,
Заливные луга, сенокосы!..

Здесь шуршала стена камыша
И мосточек скрипел по соседству.
И рванулась обратно душа —
В золотое видение детства.

Сколько лет пролетело с тех пор
За войной, за бедою проклятой?..
Ах, гони поскорее, шофер!
В тридцать пятый гони,
В тридцать пятый…

* * *
Л. Лавлинскому

Георгиевский крест —
Награда небольшая,
Но все же дорога —
Своя, а не чужая.

И дед ее берег,
Завертывал в тряпицу,
Как память злых дорог
В болгарскую столицу.

Я деда не видал.
Я родился в тридцатом.
Отец мне передал
Тот крестик в сорок пятом.

Сказал: храни, сынок,
Как и мои медали…
Прошел немалый срок —
Мне тоже орден дали.

Я получал в Кремле
Ту скромную награду.
Поземка по земле
Летела на ограду.

Был радостен и свеж
Кирпич на Спасской башне.
И трепетных надежд
Был полон дух щемящий.

И в золотой пыли
Зубцы и башни были.
Мы рядом с другом шли.
Нас вместе наградили.

Когда стихи пишу,
Решаю кривотолки,
Все пристальней гляжу
За стекла книжной полки.

Там серебро блестит,
Эмаль и позолота:
Георгиевский крест
И орден «Знак Почета».

ИЗ ИСТОРИИ

Беспокойный край балтийский —
И эстонский, и латвийский.
И красавица коса —
Солнце, дюны и леса.

Сколько здесь людей побито,
Сколько золота зарыто —
Помнит Куршская коса —
Солнце, берег и леса.

Курши, пруссы и ливонцы,
И рогатые тевтонцы.
Шведы, викинги, датчане,
Может, даже англичане.

Всех их видела Коса —
Море, солнце и леса.