Давид Самойлов - Избранное

Я никогда не пребывал
В любовном исступленье Блока,
Не ведал ревности Востока,
Платок в слезах не целовал.

Влюблялся весело и просто,
Безумствовал. И в те года
Порой в порыве сумасбродства
Летел неведомо куда.

Не то чтоб лавры Дон-Жуана
Меня прельщали, но была
Любая женщина желанна
И увлекала, и звала.

И был вокруг туман любовный
И ночи светлые без сна.
И голос робкий и неровный,
Шептавший милых имена.

Когда-нибудь я к вам приеду,
Когда-нибудь, когда-нибудь,
Когда почувствую победу,
Когда открою новый путь.

Когда-нибудь я вас увижу,
Когда-нибудь, когда-нибудь,
И жизнь свою возненавижу,
И к вам в слезах паду на грудь.

Когда-нибудь я вас застану,
Растерянную, как всегда.
Когда-нибудь я с вами кану
В мой минувшие года.

Хотелось бы сказать тебе:
«Радость моя!» —
Но радость мне не по годам.
Хотел бы сказать тебе:
«Сердце мое!» —
Но сердце тебе не отдам.

Хотел бы сказать тебе:
«Счастье мое!» —
Но счастьем я не дорожу.
Раскланяюсь молча
При встрече с тобой.
И молча вослед погляжу.

Когда уже надежды нет,
И опостылел белый свет,
И невозможно жить с людьми,
О господи, подай любви!

Когда нет солнца в небесах,
И птицы не поют в лесах,
И в синем море нет ладьи,
О господи, подай любви!

Когда почти что свет угас
И близится последний час,
Душа в порыве воззови:
О господи, подай любви!

Когда уже лежишь на дне,
Не мысля о грядущем дне,
Но что-то теплится в крови:
О господи, подай любви!

В какие-то новые дали
Меня от тебя позвали
Какие-то новые вести,
И радости, и печали.

Пошел я белой дорогой
С лукавой судьбой тягаться
Вослед весне босоногой,
За шалью ее цыганской.

Пять счастливых дней
Мы провели с Антониной.
Мы провели с Антониной
Пять счастливых дней.
Вскоре она умерла
В городе Екабпилсе,
Где мы с ней провели
Пять счастливых дней.

Благословляю днесь
Ее милую душу,
Ее добрые очи,
Ее теплые губы,
Ее мягкие руки,
Ее стройные ноги,
Ее светлое тело —
Ради пяти счастливых
Дней, которые мы
Вместе с ней провели
В городе Екабпилсе.

Может, простится мне,
Грешной моей душе,
За то, что пять дней
Мы провели с Антониной.
И были совсем счастливы.
И больше уже не видались.

Острая моя травина,
Знавшая немало зол,
Я тебя непоправимо
Смял ногою и ушел.

Острая моя травина,
Ты лежишь суха, бела.
Я ушел, и половина
Сердца сразу отмерла.

— Ты моей никогда не будешь,
Ты моей никогда не станешь,
Наяву меня не полюбишь
И во сне меня не обманешь…

На юру загорятся листья,
За горой загорится море.
По дороге промчатся рысью
Черноперых всадников двое.

Кони их пробегут меж холмами
По лесам в осеннем уборе,
И исчезнут они в тумане,
А за ними погаснет море.

Будут терпкие листья зыбки
На дубах старинного бора.
И останутся лишь обрывки
Их неясного разговора:

— Ты моим никогда не будешь,
Ты моим никогда не станешь.
Наяву меня не погубишь
И во сне меня не приманишь.

А помнишь, ты была тогда
Беспамятней воды —
На светлой глади ни следа,
Ни складки, ни черты.

Мы не останемся нигде
И канем в глубь веков,
Как отраженье на воде
Небес и облаков.

А мы куда-то мчались
На поезде вдвоем,
Нимало не печалясь
О будущем своем.

Вдоль телеграфных линий,
Под частый перестук
В простор глядели синий,
Не разжимая рук.

Как прядь твоя взлетала!
И воздух был тугой,
Был с запахом металла
И с дымною трубой.

А мы тогда не знали,
Что станция близка
И что грозят печали
С разлукой на века.

Нас в детстве пугали няни,
Что уведут цыгане.
Ах вы, нянюшки-крали,
Жаль, что меня не украли.

Бродил бы с табором лунным
(Странно-туманно).
Кони под месяцем юным.
Запах тимьяна.

Где вы, мои цыгане,
Плясуны, конокрады?
Где вы, мои цыганки,
Где вы, сердца отрады?

В поэзии нашей великой
Есть цыганская нота.
И звучит эта нота,
Когда уже жить неохота.

« Странно-туманно.
Расстались нежданно.
На сердце рана,
И жизнь не желанна».

Пока луна не погасла,
На свете будет цыганство:
Песня, обман, лукавство,
Скрипка и постоянство.

Я помню цыгана Игната
В городе Кишиневе.
Он мне играл когда-то
О давней моей любови.

« Странно-туманно
Вечером рано.
Расстались нежданно,
И на сердце рана!»

Узел моей печали,
Скрипка, стяни потуже…
Ах, если б нянюшки знали,
Как спасать наши души!

Поворожи, цыганка,
На картах погадай,
Ограбь меня до нитки,
Но молодость отдай!

Обобранный до нитки,
Неловкий, молодой,
Поеду я в пролетке
С лошадкою гнедой.

— Скажи-ка мне, извозчик,
Куда меня везешь?
Ведь у меня в кармане
Один несчастный грош.

Извозчик мне ответит:
— Не можешь — не плати.
Ведь сам не знаешь, малый,
Куда тебя везти!

Не молодой, не старый,
Не мертвый, не живой,
Обобранный до нитки,
Я побреду Москвой.

И вдруг — знакомый дворик,
Где сушится белье.
— Привет, мой друг Татьяна,
Пусти меня в жилье.

— Прости меня, мой милый,
Что не могу пустить.
За то, что не любила,
Не можешь мне простить.

Я отойду печальный —
Все вспомнил, все забыл.
— Тебя, мой друг Татьяна,
Так мало я любил!

Забыто — не забыто.
И больно. И светло.
И то, что будет после,
Уже произошло.

Водил цыган медведя,
Плясал его медведь,
А зрители-любители
Ему бросали медь.

И девочка-цыганочка,
Как вишенки зрачки,
Ловила в звонкий бубен
Монетки-пятачки.