Лев Маляков - Сберегите цветы полевые

…По щеке горюн-слеза скатилась
На подарок Федора —
  платок.
В сумерках Ирина спохватилась
И в печи раздула огонек.

Собрала на стол и снова села
С краешка у длинного стола.
Но рука от дум отяжелела,
Приподнять стакана не смогла.

Не сморгнула старая слезину,
Уголком платка зажала рот…
Выпрямила сухонькую спину —
Празднует одна который год.

Почтительно притихли братья,
Внимая батиным словам:
— Не на блинах, поди, у сватьи,
И за дела пора бы вам!.. —
Так повелел дорожный мастер
Своим верзилам-сыновьям.
Антон послал сынов за счастьем,
Которым не разжился сам.

Сыны отца не посрамили.
Но враг в бою двоих скосил.
И стала громкою фамилия,
Которую мой дед носил.
Однако деду не до славы:
Беда — как на плечи гора.
В лугах сынов заждались травы.
Дед молча курит до утра.

Иван под Гдовом комиссарит —
Опять ушел на Булака.
Оттуда натянуло хмари,
А что к чему?..
Палят пока.
Не спится деду:
Думы, думы —
За дальним счастьем ходоки.
Меньшого, Павла, к односуму
Он шлет узнать —
Тому с руки.

Ивана пуля пощадила,
А значит, повезло и мне…
В деревне подымалась сила,
Рожденная в крутом огне.
Одно Антону не по нраву —
Иван забыл совсем про дом.
Земля — налево и направо,
А он спешит в волисполком.

Ворчит Антон опять на сына,
Хоть горд фамилией своей.
…Цветет соседка Катерина.
Старик,
Готовь огонь-коней!..
Вот так и длится род,
Покуда
Дошли заботы до меня.
И как бы ни было мне худо —
Не затушу того огня.

Мне выпало большое право,
Коль я с войны вернулся цел:
Земля —
Налево и направо,
И сколько на сожженной дел!
Хватило б разума и силы,
Забот у нас не занимать.
Бери перо,
А хочешь — вилы…
Была бы дедовская стать.

Своей судьбой я заверяю вас,
Проверенной в огне
  на поле бранном.
Судьба вершилась,
  право, без обмана:
Уж бил — так бил:
Не в бровь,
  а прямо в глаз.

Велели мне!
Разведай гарнизон.
И я к фашистам пробираюсь в пекло.
За тридцать лет
  былое не поблекло, —
Как тот фашист,
Ночами душит сон.

Давали косу:
Прогони прокос —
Туда верста
  и столько же оттуда.
И я махаю —
  не свалюсь покуда.
К косе как будто намертво прирос.

Поедем в лес:
Дорвусь до топора —
Лесины стонут, осыпая щепы.
Я силою пошвыривался слепо,
Как в бой,
В работу рвался на ура.

Нет-нет и прижимаю левый бок —
Пустое, мыслю,
  просто перебои.
Горушка — тьфу!
А вздыбилась горою…
Осилю —
  лишь бы детям невдомек.

И вновь стремлюсь шагать, как
  пионер, —
Живем лишь раз,
Всего лишь раз на свете!..
Не слушают отца —
Взрослеют дети.
Научит ли их собственный пример?

Любили мы играть в войну,
Как будто чувствовали что-то.
«Ура!» взрывало тишину
В кустах у ближнего болота.

На роль врага,
  само собой,
Никто не шел без принуждения…
Но вот он,
  настоящий бой,
И не победа —
  отступление.

Притихла разом детвора,
Послушной сделалась и строгою.
Мы репродуктору с утра
Глядели в рот
  с немой тревогою.

Враги в деревню, как домой,
Пришли,
  посмеиваясь весело.
Не приглянулся дед немой —
Они в саду его повесили.

Без следствия и без суда
Водили в ров безвинных жителей…
И мы, чапаевцы,
  тогда
Ушли в отряд народных мстителей.

Взрывали склады, поезда
И где могли —
врагов громили мы…
Горит нетленная звезда
Над партизанскими могилами.

В живых —
  из двадцати один.
Я ваш должник,
  друзья-чапаевцы.
Хотя я дожил до седин,
А сердце давней болью мается.

Гляжу с надеждой на ребят —
На их игрушки современные.
Я по-отцовски очень рад,
Что игры сына не военные.

Летела пуля тридцать лет.
Настигнут я —
Пробито сердце.
И надо мной
  чернеет свет…
От памяти
  куда мне деться!

Лежу я,
Вдавленный в песок,
Смертельной болью перехвачен…
И надо мною колосок
Склонился,
Будто наудачу.

Вот-вот осыплется зерно,
Налитое немой тревогой.
И все,
  что было так давно,
Придвинулось —
  рукой потрогай.

Горит
(В бреду иль наяву?)
Родная наша деревенька.
Пробитый пулею,
В траву
Навек упал приятель Сенька.

Незатухающая боль
Меня —
Как на огне бересту.
Песок в глаза метет, как соль,
И разъедающе,
  и остро.

Мой друг не встанет,
  хоть кричи, —
Зашлась душа недетской болью…
Летят тридцатые грачи
Над Сенькиным немым раздольем.

Подумать только —
Через сорок лет
Перед мною тенями всплывают
Фигуры в касках,
  заслоняя свет.
И солнце эти каски заслоняют.

Подумать только —
Через сорок лет
Плечом я слышу выстрела отдачу.
Снаряды кончились,
  патронов нет,
Мы пятимся в болото наудачу.

Подумать только —
Через сорок лет
Смертельной схватки все не позабуду.
Враги вокруг.
Спасенья больше нет,
Надежда на гранату
  и на чудо.

И до сих пор
Во сне покоя нет —
От вражеской я вздрагиваю речи.
Подумать только —
Через сорок лет
Нас та война
  корежит и калечит!

На этой легкой с перышком работе
Не то что спину —
  сердце надсадил.
А было время —
  в партизанской роте
За сотню верст
Взрывчатку я носил.

И ничего,
  спина моя терпела.
Поспал, поел —
Опять готов в поход.
Горело сердце,
  торопилось в дело —
Успеть бы эшелон
  пустить в расход.

Мне довелось познать законы моря —
Крутые штормы выносил не раз,
Стоял на вахте,
С перегрузкой споря,
По трое суток
  не смыкая глаз.

Не без того,
Гудела под бушлатом
Просоленная накрепко спина.
На палубе
  катилась смертным катом
Закрученная штопором волна!

А было время —
Шел мужик за плугом,
А мужику всего
  тринадцать лет.
И пласт земли повертывался туго,
И дымкой заволакивало свет.

Садилось солнце.
В небе козодои
Играли свадьбы,
  взапуски трубя.
А человек,
  шагая бороздою,
И сам не знал,
  что утверждал себя.