Су Дун-по - Стихи. Мелодии. Поэмы

Если ж здравым рассудком, как туча,
порок овладел,
Тонет мудрость в болоте нечистых
страстей.
Если лишь наслажденье считает чиновник
добром,—
Пусть он честен душой, — все равно проку
нет от него.
Коли чист, непорочен,—
На сто ли о тебе разнесется в народе
Как о муже достойном молва!

А когда узна ю т, что считали напрасно
достойным тебя,
Долгу ты изменил,—
То, каким бы достойным и верным ты
в прошлом ни слыл,
Отмахнутся от верности прошлой,
про былое забыв!
Право, можно мякиной глаза засорить,
Но когда их протрешь, — станет белое
белым и черное черным опять.

Право, можно и сердце в туман
погрузить,—
Но потом прояснится, где подлость,
величие где.
И тогда запятнавший себя будет льстить,
Чтобы снова подняться на те же высоты,
где был,
Но увы! Подноготную зная,
Честный тут же на место поставит льстеца!
…Помним мы и о том, что Конфуций
не смог
В спор с Ай-гуном вступить,
Убоявшись дворцовых наложниц,
их опасных и злых языков.
Помним, как Шу Сунь-туну
Ничего не осталось, как лгать,
Чтоб от пасти тигриной спастись…

Посему подчиненный
Должен быть изворотливым в сложных
делах,
Если ж волю его подточить,
Будет явно правитель неправ,
Ибо верный останется верным, если верит
в себя.
Но беда, коли уши и очи
В послушанье своем позабыли о том,
чьи они!

Благоденствию общества должен чиновник
служить.
Как достойным и мудрым держаться —
Говорит ему ханьский Сюань.
Как в бою одолеть диких варваров сянь —
Говорит ему опыт Чуньго.
К прозорливости ключ вэйский Мин ему
даст,
Сюй послужит примером, как жертвовать
нужно собой,
Коль в беде государь.

Сколь тяжелое бремя несет
государственный муж!
Коль не верность, так что же награда
за это ему?
Между ним и чиновником, могут сказать,
все дела
Проще в дружеской, тихой беседе решать.
Это так, но нельзя
О высокой морали забыть или ей
пренебречь!

Строки этих стихов
Умудренный науками муж начертал,
согласуясь с понятьем Добро .
Но любые слова назиданья, коль мудрые
это слова, будут впрок и ему!

О, увы и увы, господин!
Ну кто заставлял вас в присутствии
важном сидеть
И правителем округа слыть?
Пред вами — просители жаждут
совета-решенья,
За вами — чиновники мечутся
и суетятся…
С утра до полудня в присутствии вы
И вечером здесь допоздна.
И вам никогда и никто не поднес даже
чарки вина!
Хватали траву и травой, господин,
вы свой рот набивали.
Когда же до трапезы дело доходит,
Брови хмурите вы за столом,
Взметнув свои палочки, рот наполняете
так,
Что задыхаетесь, давитесь,
Даже тошнит вас…

А помните, в прошлом был Инь-генерал:
Это он угощал луком с прелой пшеницей.
Цзинь Дан, не понюхав, такую еду
отстранил.
Дивлюсь: почему вас прельщают какие-то
листья растений?
Ужель благородные злаки отсутствуют
в этих горах?

Внимательно выслушав, он, улыбнувшись,
сказал:
«Вся жизнь человека подобна разгибу
и сгибу руки.
Что бедностью можно назвать?
Как судить о богатстве?
Что есть красота?
Что такое уродство?
Пшеницей питаясь, разбухнешь, пожалуй,
как тыква.
А мясо ведет к отощанью, и даже темнеет
лицо.
Хэ — важный вельможа — все тратил,
чтоб вволю поесть,
Юй Лан был бедняк, но в обед на столе
у него
Всегда овощных трижды девять стояло
изысканных блюд.
Что толку богатым себя в сладких снах
лицезреть?
Богатый и бедный — туда же, к единому
праху идут!»

Узнав это все, дерезу я считаю пшеницей
своей
И ем хризантему, — она мне — что риса
отвар!
Весною их почки, а летом их листья
вкусны,
Цветы их — под осень, коренья вкушаю
зимой.
Возможно, что пища такая в Наньяне,
у речки Сихэ,
Поможет дожить до почтенного возраста
мне!

Я отправился в Чу, снарядив небольшую
ладью,
И воздвигнутый в честь Цюй Юаня
дворец предо мною предстал.
Я, на горы взирая, что так высоки на
речных берегах,
Здесь, у древнего Храма, вслух читаю,
поэт, сокровенную думу о Вас:

«О, когда бы пришли Вы из далей
времен
И, реку по волнам перейдя, устремились
на юг!
Только с домом родным разделили Вас
тысячи ли,
И при жизни пристанища не было Вам,
И по смерти могилы себе не нашли…

Сколь прискорбно!
Пусть каждому смерть суждена,
Но как тяжко с ней встретиться с глазу
на глаз.
И поэтому, долго скитаясь по берегу,
Вы не решались уйти ,
С высоты Вы глядели,
Как устрашающий мчался поток…
И тогда, чтоб излить беспредельную
скорбь,
Сочинили вы „С камнем в объятьях“ —
предсмертную песнь.

О, могу я представить себе,
Сколь тяжелые думы у Вас, одинокого,
были тогда на душе!
Представляю: последняя сказана Вами
строка…
Час настал — вы ушли …
А потом, словно въявь,
Сышится мне из пучины речной:
„Раз не в силах взлететь высоко
И не волен уйти далеко —
Лучше скрыться в безмолвье, приют
отыскать в глубине!“

…Ваши мысли теснились — одна
за другой —
То о чаяньях добрых, то о горечи
прежних обид.
Вдруг, усопший поэт, Вы услышали вести
из жизни былой:
Пропасть меж государем и теми, кто
служит ему!
И воскликнули Вы:
„Это так!
Не боролся с ничтожными я —
Лишь словами хотел убедить их в своей
правоте!
Вот я умер и все осознал и хотел бы
свой Путь изменить:
Коль сгущаются тучи над отчизной моей —
Как могу я на дне в одиночестве время
влачить?“