Су Дун-по - Стихи. Мелодии. Поэмы

Рыбак наш трезв,
Он трезв пока,
Глядит —
Весна, река…

И лепестки с цветов, как сон,
Рассеялись, опали…
И тут подумал грустно он:
«И прежде так живали.

Пьяны — трезвы, трезвы — пьяны, —
Самим себе смешны!»

Смеется он,
Ему смешно,
С ним чайки —
Заодно…

Вдруг — ветер, тучи… Хлынул дождь…
Кто на коне нарядном?
И рыбака бросает в дрожь:
Чиновник злобный рядом…

Скорей в лодчонку, за весло,
Чтоб к югу унесло!

Внук наследный Великого Вана Юэ —
Благороднейший, праведный муж!
Он «в деревне живет, не имея земли»,
И «стихи сочиняет — без слов».

Он учителю, что отстранился от дел,
По прозванию Житель Дунпо,
Так сказал о себе:
«Просветлен-озарен, словно в сердце моем
Свет осеннего солнца горит!
Безмятежен-спокоен — и в теле душа,
Как осеннее солнце, чиста!
Обожаю Добро — и намерен его совершать,
Если даже ста всходам осеннее солнце
грозит.
Ненавижу я зло — и наказывать буду его,
Если даже осеннее солнце захочет
деревья сгубить!
В оде я помышляю свое озаренье воспеть.
Вы, учитель, согласны со мной?»

Я, учитель, ушедший от дел,
улыбнувшись, ответил ему:

«Господин Благородный! Откуда осеннее
солнце вам знать?
Рождены вы в хоромах, где на стенах
узоры-цветы,
Во дворце государя росли.
Если вы выходили — накрывали вас
пышным зонтом,
А когда возвращались — шторы небо
скрывали от вас.
Вам в жару было только тепло,
А в мороз — было только свежо, —
Вот и все!
Так откуда ж осеннее солнце вам знать?
Знать о том, что доподлинно значит оно,
Могут только подобные мне.

Вот сгущаются тучи, и льют проливные
дожди,
Гром гремит, и проносятся молний лучи,
И озера и реки сливаются в общий поток,
Бог земли утонуть опасается в нем.
К стенам города лодки испуганно льнут,
А драконы и рыбы входят в наши дома…

Плесневеет посуда, на утвари ржа,
Червяки и лягушки вокруг очага.
И, спасаясь от сырости,
Только за ночь пять раз надо место
сменить
И три раза на солнце, средь белого дня,
Нужно платье сушить…

Это так, —
Но впадать ли в уныние нам?
Я и Саньу обработал
Плодородный участок земли.
И уж злаки созрели, но пристал к ним
грибок.
Кисти риса в грязи,
Переполнен водою канал,
Продырявлены стены,
И дамбы размыло-снесло…

Отсырели дрова, едкий дым разъедает
глаза,
Мы в слезах,
А котлы и сосуды — пусты…
И в печали-тревоге замолкли соседи
кругом,
Только слышно: летя над домами,
кричат журавли…
Жены ночью не спят, тяжко-тяжко
вздыхают они
И считают: как долго жить придется
семье без еды?
Сокрушаются жены, неужто весь год
Будут тучи над нами висеть?

…Как-то ночью звезды вдруг отразились
в котле,
И фонарь вспыхнул ярким огнем,
Чистый с запада ветер подул…
Барабаны и гонги загремели кругом.
И сказали мне радостно слуги,
Что дождю наступает конец!

Встал я в час предрассветный,
Дабы знаменье звезд угадать:
Безмятежно купается в небе светило
Чангэн,
Над Долиною Солнца плывет,
Над Фусаном восходит оно…
Миг еще —
И обретшие крылья лучи
Долетят до карнизов домов!

О! В такое мгновенье
Словно пьян был — и вдруг отрезвел,
Был немым я — и речь вдруг обрел,
Разогнуться не мог — вдруг пошел,
Был скитальцем — и в дом возвратился,
где брат и отец…
Господин Благородный! Сие торжество
Разве ведомо вам?»

Господин отвечал:
«Как прелестна учителя речь!
Но хотя не дано мне, как вам, это все
пережить,
Ведь могу же я разумом это
постичь-осознать?»

Я, учитель, ушедший от дел, говорю:
«Не похожи у солнца
На север пути и на юг.
Коль неистово пламя его, —
То не значит, что только жестокость —
светила удел.
Коли нежностью дышит оно и теплом,—
То не значит, что солнцу присуще одно
лишь добро.
Нам сегодня оно шлет ласкающий луч,
А вчера лишь палило и жгло!
Если так, — не напрасно ль
Солнце зимнее благом считают, а летнее
злом?
О, ничтожные люди!
То мы рады всему, то мы ропщем на все,
А ведь страх перед летом, благосклонность
к зиме —
Это то же, что три и четыре для стада
тупых обезьян!

Так давайте ж, поняв эту истину ныне,
Отбросим сомненья и впредь
И не будем замазывать известью окон
Или шляпу с собой обязательно брать,
выходя.
И не надо, раз помнишь осеннего солнца
добро,
Обличать это солнце, когда оно сильно
печет!»

…Господин Благородный похлопал
в ладоши, смеясь,
И советы мои записал…

Этой ночью я, Су, на постели сидел
И услышал, как мышь заскреблась.
Стукнул я о постель — притаилась она,
Притаилась всего на мгновенье — и вновь
за свое!
Приказал я слуге, чтобы свечку принес,
На порожнюю торбу мы бросили взгляд,
Потому что из торбы — «ао-ао, ся-ся» —
Доносились до слуха то шорох, то писк.
И тогда я сказал:
«О! Наверное, мышь в торбу влезла,
а выйти не может никак!»

Торбу мы приоткрыли, вгляделись, — увы,
Ничего не увидели в ней.
Но поближе свечу поднесли —
И узрели недвижную мышь.
Тут испуганно вскрикнул слуга:

«Только-только пищала —
И мгновенно подохла она?
А быть может, то вовсе не мышь,
А блуждающий призрак стонал?»

Вынул мышь он из торбы,
На пол бросил, — а мыши и нет!
Самый ловкий и тот
Не сумел бы поймать…

И со вздохом, я, Су, так сказал:
«Сколь хитра и ловка эта мышь!
Поняла ведь, что торба закрыта
И на волю проход не прогрызть,
И нарочно возилась, пищала,
Чтоб вниманье людское привлечь,
И прикинулась мертвой,
Чтоб от смерти спастись!»

Говорят, средь существ, населяющих мир,
Человек самый мудрый из всех.
Им Дракон был обуздан и Змей Водяной
побежден,
Человек оседлал Черепаху, на Цилиня
охотился он.
Десять тысяч существ служат только
ему — Господину всего!

И, однако, мы видели, как обманут он был
Этой мышкой, хотя и ничтожным
созданьем на вид,
Но зато обладающей прыткостью зайца
И гибкостью «девы, пропавшей из глаз»…
Удивляюсь, откуда такая премудрость
взялась у мышей?