Юрий Уваров - Ковернинские сосны

Все, что осталось от наших шагов.
Где же вы, робкие птицы свиданий
С мягкоочерченной хрупкой гортанью,
С крыльями легче и чище снегов,
Тех, что хранимы от света луны
Тенью сугробов и тенью строений…

Грустная область моих сновидений —
Маленький город в верховьях страны.

Как заболеешь —
Вспомни мой совет:
Возьми в ларьке таджикского вина,
Нагрей не до кипенья
И в бокал
Налей и выпей.
Друг мой!
Все проходит.

Едва тюльпана чашечка на свет
Раскроется,
Она вином полна,
Как твой бокал в слабеющих руках —
Так на Памире говорят в народе.
. . . . . . . . . . . . . . .
В той чайхане,
Где купол голубой
Над головой висел, как пиала,
Ты мне читал,
Что говорил Хайям,
Остывший чай усами согревая.
Вился дымок над глиняной трубой…
Гоиб!
Я болен,
И у нас зима,
Как белый дым — поземка по полям.
Я твой совет все чаще вспоминаю.

Теперь мне до Памира далеко.
Бокал с вином походит на тюльпан.
А ты сейчас
На том краю земли,
Где нет почти понятья «время года».
Пусть будет мне хоть от того легко,
Что мысленно произнеся: «Салам», —
Я вспомню,
Как читает рубаи
Веселый сын
Веселого народа.

Перестань.
Это все мне знакомо,
Фиолетовый жук-плавунец,
Обитатель подводного дома,
Родниковой запруды жилец.

Полон воздуха твой теремок.
Пузырьки под крыло собирая,
Что ты мечешься,
Точно челнок,
Раздвоенною спинкой играя?..

Или время с тобой не в ладах?
Это мне три минуты на сборы.
Перестань.
Тяжелеет вода.
Надвигаются тучи на горы.

Вот уже затупили иглу,
На угольях плавильную чашу
Раздувая,
У неба в углу
Полотенцами мокрыми машут.

Проходит мимо
Издалека
И погружается во мглу,
Пока кузнечики в осоке
Куют зеленую иглу,
Пока лопух
Ворсистым ухом
К тропинке луговой приник,
Летучим тополиным пухом
Мышиный заглушая крик.
Спеши.
Не кончилась работа.
На все один отпущен срок —
И на совиную охоту,
И на перепечатку строк.

Привычное не возводи в привычку.
…Опять раскрыла ночь дырявый зонт.
На молнию последней электрички
Застегнут до рассвета горизонт.
По замше листьев водит ветер пальцем,
Летит пыльца на водяной паркет…
Паук свои серебряные пяльцы
Выносит из угла на лунный свет.
И чудится мне голос в темноте:
Священно все,
Что звездный зонтик крутит,
К ручьям подземным
Гнет ольховый прутик
И красоту склоняет к простоте,
Любовь — к Отчизне,
Душу — к чистоте.

Скрепляли ласточки слюной
Под крышей глиняное счастье,
И львиный зев под бузиной
Держал пчелу в медовой пасти.

Порхали бабочки в тени,
Сновала птица быстрой тенью.
Паук по тропкам нитяным
Спускался в дебри чистотела.

Мелькали крылья и листва,
Пыльца
И солнечные пятна…

Так сильно хочется устать,
Чтоб лечь
И не ходить обратно,
Чтоб, как телятам на лугу,
Душе младенчество светило.

Терзай,
Сгибай меня в дугу,
Как этот мальчик хворостину.
Ему из всех земных чудес
Открыта лучшая страница.
Под крышей месит глину птица.
За домом луг.
За лугом лес.

На вечерней заре
Запоет бородатая птица.
В двухметровом кипрее
Заблудятся сумрак и зной.
Ковернинские сосны,
Июль обливая живицей,
Шевеля высоту,
Тянут к небу подлесок резной.
Шелудивой корой
Осыпают седой муравейник…

Я костер разведу
И…
Замру,
Оглянувшись назад —
В стреловидных надрезах
Смолистые души деревьев,
Покидая стволы,
Точно стрелы, к земле пригвоздят
Тишину и покой.
Будто сердце родимого леса
Разом
Остановилось…
На месте былых сосняков
Только душная ночь,
Да еще рахитичный подлесок,
И не слышно вершин
Прародителей-семенников.

А ведь было.
Баюкали небо дремучие кроны,
Ветры гнезда свивали
В могучих развилках ветвей,
Грозовые разряды
По дуплам ворочали громы,
Под корнями
В берлогах
Медведи рождались во тьме.
Что ж,
Всему свое время.
Зачем же мне так одиноко,
Если эти вот стрелы
(В полете своем не вольны)
Кровь пускают сосне.
Только жаль —
Слишком часто до срока…
Если б так же,
До срока,
Приходило к нам чувство вины.

На гвоздичной поляне,
На клейкие стебли гвоздики
Опрокинусь,
И странные мысли не к месту придут:
Отчего
Там,
Где вечно
Заснежены горные пики,
Там естественно люди
Подолгу
На свете живут.

Снова Шомохты.
Избы, покрытые дранью.
На три области утром орут петухи.
Время гона с лосиных боков обдирает
Клочья шерсти,
Как серые листья с ольхи.
Время гона.
Тревожно осунулись лица.
Вот и егерь бессонно сереет лицом.
И мелькают огни сигарет над крыльцом,
Как багряные брови реликтовой птицы.
Браконьерская ночь вороненым калибром
Тайно ладит прицел на рогульке куста,
Поднимая вверх брюхом последнюю рыбу,
Динамитную шашку швыряет с моста.
Время гона.
И снова жестокость людская
На любовную песню
Спускает курки.
Век от века
За пазухой камень таская,
Равнодушьем смиряет трусливость руки.
Если б нам подоспеть!
Если б вышла осечка!
Но подкошен сохатый,
И в центре зрачка
Отражаются Шомохты,
Черная речка,
Грозовая вершина и склон Машука.

Скрипит фонарь,
Как колыбель,
Мерцая колыбельным светом.
Еще не улеглась метель
У стенда с траурной газетой,
Где рамки скорбная печать
Исполнена его стихами
О том,
Что светлая печаль
Подчас овладевает нами.
О том,
Что нужно долго жить,
Когда друзья на свете живы…
За речкой вырубили ивы,
И негде тайно слезы лить,
Когда зажгла ритмичный свет
Бессонницы ночная зыбка…
Под ветром хлопает калитка.
Метель у стенда для газет.

Запоминай мгновений новизну.
Лишь памяти доступны повторенья…
Все то,
Что было сверху и внизу,
Сливается по мере удаленья.

Смыкаются земля и небеса,
Густеет воздух в плавном завихренье…
Вновь снеговой прообраз колеса
В который раз приводится в движенье.

Мельканье,
Шорох
И летящий свет,
Начало звука
Как начало чуда.
Через мгновенье все сойдет на нет.

Запоминай мгновения,
Покуда
На грани снегопада и пурги
Метелью озаренная квартира
Не стала для тебя ячейкой мира,
В окне которой не видать ни зги.