Лев Сорокин - Рябиновые зори

И Чердынь в белесые дали
Смотрела притихшим кремлем.
А склоны Полюда сверкали,
Как русский победный шелом.

И тучи,
Как клочья потемок,
Шли в глубь незакатного
Дня.
Как я своих предков,
Потомок
Припомнит когда-то меня?

Спит город над речкой рабочей,
Не дрогнет заколвинский лес.
Над Чердынью белые ночи —
Пора незакатных небес.

А человеку надо много:
Не только хлеб,
Не только дом,
Не только звездную дорогу,
Где реактивный ходит гром.
Не только твердую зарплату,
Не только радость от наград.
Еще —
  и капельки заката,
Что в травах росами горят.
И робкий плеск волны,
И ветра
Прикосновение к лицу,
Когда грибные километры
Ведут к тесовому крыльцу;
В открытом взгляде —
  пониманье,
Хоть нам опять не по пути.
И не «Прощай!»,
А «До свиданья!»,
Когда на трап
Пора взойти.

На вокзалах глядим веселей,
За улыбками горечь попрятали:
С каждым годом —
Все меньше друзей,
С каждым годом —
Все больше приятелей.

А зачем обещанья писать,
Провожанья не только вокзальные…
На клочки разрывает опять
Резкий ветер
Все фразы прощальные.

В зной и в снег
Упирается Русь,
Другу выпала Арктика снежная.
Но не с другом сейчас расстаюсь,
Провожаю года свои прежние.

Уезжают друзья навсегда,
Но надежды, как капли сердечные…
От вокзалов бегут поезда,
А к вокзалам торопятся —
  встречные.

Друг тебе вовеки не ответит,
Смерть пришла, —
  кричи ты, не кричи! —
Самые умелые на свете
Не помогут встать ему врачи.
Мы о том не любим разговоров,
Даже и не думаем о том,
Только все ж наступит день,
  который
Будет и моим последним днем.
Для меня пусть это будет летом:
Все же летом дни у нас длинней.
Что скрывать?
Подумаешь об этом,
Как-то сразу в мире холодней.
Будут так же вдаль стремиться люди,
Улыбаясь,
  плача
  и любя.
Будут все.
И лишь тебя не будет,
Как других не стало до тебя.
Задаю вопрос себе тревожно:
Заалела новая заря,
Все ли было сделано, что можно,
Не живу ли на земле я
  зря?..

Я в них тону,
Как будто бы в трясине,
Чем больше бьюсь,
Тем глубже ухожу…
Ах, мама, брось печалиться о сыне,
Тобой,
А не собой
Я дорожу.

Ах, мамы,
Все сыновнии заботы
Вас окружают даже по ночам.
Но вы еще надеетесь,
Что кто-то
Поможет вашим взрослым сыновьям!

А сыновья
  всем
  помогают сами,
Вот оттого и тонут средь забот.
Но хочется, наверно, каждой маме,
Чтоб сын достиг каких-нибудь высот.

Они скромны —
Все матери России, —
Сын — не министр,
Не токарь,
Пусть — поэт,
Но только бы по-доброму о сыне
Сказал при встрече
Старенький сосед.

И чтобы видел он:
Что с днем рожденья
Сын аккуратно
Поздравляет мать…
Когда о детях скажут с уваженьем,
То легче жить
И легче умирать.

Здесь синие звезды земные
Посменно рождает Урал.
Их пламенем
Чудо-портные
Кроят или режут
Металл.

И огненной ровною стежкой
Сшивают одежды машин.
И склевывать звездные крошки
Торопится кран-исполин.

А звезды рождаются рядом
И гаснут с шипеньем опять.
Спеши в заводских звездопадах
Желанье свое загадать.

И рано оно или поздно,
Но сбудется в гулких цехах.
Порукой рабочие звезды
В горячих рабочих руках.

Раскрылся занавес
  едва,
Ребячьи стихли крики.
На сцене —
  старая Москва,
На сцене —
  Петр Великий.
Бояре злобные шипят,
Чернят Петрову славу,
А он ведет своих солдат
В сраженье
  под Полтаву.
И старики,
  и молодежь
Петрово ловят слово,
Хоть Петр Великий
  чуть похож
На токаря Петрова.
Ну, пусть Петров!
  Зато — артист!
Во МХАТ послать не стыдно.
Аплодисменты, крики «Бис!».
Царя Петра не видно.
А Петр кричит, смывая грим,
С тревогой через стену:
— Зело, бояре, поспешим,
Ведь нам в ночную смену!

Когда сказать о честности мне надо,
О первых качканарцах говорю…
Зарылись в темень горные громады,
Закрыв собой вечернюю зарю.

Все складочки расправив на экране,
Механик зычно
Объявил звонок.
И качканарцы ждут,
Чтоб на поляне
Застрекотал кузнечиком движок.

А фильм сегодня о делах сердечных!
Ну а вокруг
  не стены,
  а леса
И звездами прибитые навечно,
Мерцающие низко небеса.

Со всех сторон входи —
И в кинозале,
Какой захочешь,
Занимай пенек.
Но только все
Билеты покупали
И сдачу брали
Кто какую мог.

Кассиры сами,
Сами контролеры, —
Так кто же здесь способен на обман?
Из-за лесов заглядывали горы
На светлый оживающий экран.

Ворчал беззлобно за спиною кто-то,
Что кинофильм опять безбожно стар.
Сгребал механик выручку
  без счета,
Чего считать?
Ведь это — Качканар!

Но до конца сеанса парень рядом
Держал билеты, смятые давно…
Мне говорить о честности не надо,
Я помню качканарское кино!

Огни кремлевские сверкали,
Смешались —
Дон,
Сибирь,
Урал.
И космонавт в гудящем зале
Свои автографы давал.
Как будто звездных трасс кусочек
На память каждый брал с собой.
И тут блокнот раскрыл рабочий,
Сверкнув Звездою Золотой.
— Автограф звездного пилота
Иметь хотел бы Уралмаш…
— А у меня своя забота —
И мне автограф нужен Ваш…
Они стояли, словно братья,
Наговориться не могли.
И было их рукопожатье
Слияньем неба и земли.
Огни кремлевские сверкали,
Век взял космический разбег.
Автограф свой
В гудящем зале
Давал
Рабочий человек.

Так вот какой ты, Звездный городок!
Ты этажами тянешься к восходу.
Пусть над тобою
Небосвод высок,
Ты все-таки
Всех ближе
К небосводу.

Земля и небо,
Небо и земля
В сердцах твоих сынов
Навечно слиты:
От Звездного —
До звездного Кремля
Теперь дороги
В космосе пробиты.

Светлеет над домами небосклон,
Выходят из подъездов космонавты,
Еще не знают люди их имен,
Но, может быть,
Уже узнают
Завтра.