Болеслав Лесьмян - Запоздалое признание

Как заплачется миру кровинками вишен,
Тебе хату срублю, где покой бесколышен.

Размахнусь топором, да расщепится древо,
Да небесные гвозди вгоню в его чрево.

Отворю я окно в недреманном распахе,
Чтоб по стенам ползли полудневные страхи.

Рассосновая ляжет к ногам половица,
Я светлице велю тебе в душу светиться.

Топором догладка обтешу я безбытье,
В нем загадки узорные буду чертить я.

Я поймаю рукой неухватчивость мира —
Ибо лиственной тайны сильнее – секира.

Привлащу я тебя и к деревьям, и к полю,
Тебе пошепту дам свою вольную волю!

Свою вольную волю, чтоб гордостью пыхать,
Чтоб моя белым светом владычила прихоть!

Чтоб гляделась тебе моя грозная злоба —
Лишь бы в дереве этом не выдолбил гроба!

Лишь бы в бездну летел без комарьего зуда!
Лишь бы только не домер до Божьего чуда!

Я засыпаю – и только тьма,
Не смех, не слезы.
И солнце канет в зубец холма,
А Бог – в березы.

Из дола, где роз неподдельных нет,
Я в сон изыду.
Куда же девается этот свет,
Пропав из виду?

Неужто, подстерегая взмах
Моей ресницы,
Все, что родили слеза и страх,
Развеществится?

И неужели, таясь на миг
У сна в каморе,
Не тянет к вечности тот же лик
И то же – горе?..

Оно с тобою – теснит везде
Смертельной хваткой, —
В твоем неверье, в твоей беде
И в дреме краткой!

Трава безбрежная у шляха,
Лиловой смерти – явь!
Просил у трав, просил у праха:
«Избавь меня, избавь!»

И путник шел… И отчего-то,
Но поманил к себе,
Как если бы его забота —
Прислушаться к мольбе!

А мир в тиши как будто минул,
И солнца край обник;
А он на тишь глазами двинул —
И словно бы постиг:

«Нет хлеба мне, и нет мне дома!
Нет силы для житья.
Кому несчастье незнакомо,
Тот самый – это я!

Раскинуты у смерти бредни,
Мне от врага – расплох.
Коль час пробили предпоследний,
То сны сметает – Бог!

Но верю я последней дреме,
Но сбудется хоть раз!
И что набрезжит в окоеме,
Я разделю меж нас!»

Клялся на верность обещаний
До смертного до дня!
И подал длани – обе длани —
И вызволил меня!

Былые слезы ночью видит око:
Соль – сном!
Вон облако, и счастье там, далеко,
Все в нем!

Я не забыл безмерностей весенних,
Тех чар!
Я помню чащу и в древесных тенях —
Злой яр!

Там кто-то к горлу нож себе приставить —
Ну что ж… —
Решился сам! Твердят, что неспроста ведь,
Что – Нож!

Болвану солнце грело для того ли,
Чтоб – в ночь?
А он летит, он победитель боли…
Прочь, прочь!

В молодые года со стыдливою страстью
Я молился о том, чтоб не сдаться несчастью,
О слезе, что в глазах потаенно росится,
Чтобы морок поить, чтобы в слово проситься.

И настала пора содроганья, распада.
Было надо стерпеть… Она знала, что надо…
И стоял за воротами Ужас, глушащий
Шум деревьев моих над всевсюдною чащей.

Ныне шорох за дверью – морозом по коже:
Я не знаю, зачем бы, не ведаю, кто же…
И с нелепыми снами сражаюсь теперь я,
Вспоминая слова своего легковерья.

Я брошен Богом, не сбылось чудо…
И Богу худо! Я знаю – худо…

Отца погибель схватила с тылу:
Спешил домой, а попал – в могилу.

Сестрицу голод сгубил и горе,
А все спросили: с какой бы хвори?

Такая боль истерзала брата,
Что утешеньем была утрата…

И та, которая всех дороже,
Сегодня бьется на смертном ложе.

А мне – шагать по вечерней теми,
Шагать проулком – как раз в то время…

Ты уснула сама, словно путы распались,
Отошла ты тихонько в Господень предел,
До фигурки из мела внезапно умалясь…
И пленял меня этот размученный мел!

Труп всегда одинок! Ты шагнула к приступку,
Где даже я, твой брат,
Лишь пошил тебе юбку, дешевую юбку —
Дорожный твой наряд.

Что ни смерть, то убийство, прикрытое снами,
Пускай убийцы нет…
И в уходе любого, кто жил между нами,
Повинен целый свет.

Я убийц назову! Все убийцы похожи:
Она, и он, и он!..
И я сам больше всех: хоть не сам я – но тоже…
Я тоже обличен…

Наши вины – кругом, но молчаньем покрыв их,
Твердим, что это – рок!
Так помолимся Богу, чтоб мертвых и живых
От лиха уберег!

Так боюсь, что томишься от голода, жажды,
Что будет злая весть,
Из-за гроба ко мне ты вернешься однажды
И скажешь: «Дай поесть!»

Что отвечу тогда? Есть ответы у неба,
Моя же – немота.
В целом свете уже не найти того хлеба,
Чтоб ты была сыта.

В ломовик погрузили, обыденно-ловки,
Твой гроб, как просто кладь;
И нелепицу эту, на грани издевки,
Я должен был принять!

Что сковала тебя летаргия, дремота,
Я думал, хороня…
Но ко гробу посунулся знающий кто-то
И ободрил меня.

Я дождался, и тронули нашу телегу…
И заскрипела в зной.
Ровно в полдень тебя увозили к ночлегу
Под цокот ледяной!

И остался я сам с этим солнцем и с фурой,
Смотрел в колесный след…
Здесь на свете сбеднело тщедушной фигурой —
И умалился свет!

И в тоску мою впрялось бессильное слово,
Будто паучья нить:
Я подумал, что нет человека такого,
Без кого не прожить!

При покойнике бдеть – горевать по-пустому!
В пустом дому ты гость…
Вместо глаз, вместо губ – зачернеть чернозему.
Смерть смотрит прямо в кость!

Ты сгниешь – это знаю, в темнотах безбытья
Ты держишь крестный путь;
Но к подземной Голгофе не смею ступить я,
В ночлег твой заглянуть.

Труп трезвеет – бескровный, роднящийся к доскам,
И ни на грош – мечты!
Или Бог пренебрег безымянным огрезком,
Не знав, что это – Ты?

Ты, летящий отсюда в далекие страны,
О Господи, постой —
И прижми к себе этот никем не желанный,
Но верующий гной!

Покосившись на жизнь, что исполнена хищи,
Странник молвил прости – и вступил на кладбище,
Где лежат корабли. Под землей воркотали
Замогильного бурей гнетомые тали.
Он почувствовал вечность у земи в утробе,
И свою тишину с тишиною надгробий
Съединил, разводя паутинные нити,
И разглядывал надпись на мшаном граните:
Я по собственной воле укрылся в пучину,
Ибо думал, что, сгинув, повторно не сгину.
Думал, нега – погубит, а гибель – понежит,
Но лукавый мой век: и не кончен, и не жит!
Здесь гроза все ужасней, а ветер капризней —
Все осталось, как в жизни, – за вычетом жизни!
И подземный останок, сбиратель пробоин,
Все достоин руля – и несчастья достоин!
Я не знаю конца – и не знаю начала:
Кто взаправду отплыл, не находит причала;
Лишь на дне пришвартуется мертвое Судно:
Там, где Вечности – много, а радости – скудно!
За ветрило, за счастье загробных кочевий
Ты, пришлец, помолись Богородице Деве!