Болеслав Лесьмян - Запоздалое признание

И, нарвавши цветов, что пестрели во тлене,
Тот крестом осенился – и пал на колени.

Где безбытье рекой загустело,
Шепчет вера стволом камышовым.
Там не в тягость ни кости, ни тело!
Там никто не обмолвится словом!

Смерть обрывки житья втихомолку
Собирает и ладит пеленку,
Из застывшей тоски балаболку
Отольет своему призрачонку.

Прожитым порошит на ресницы;
Тень покойника, вняв напомину,
Мчится улицей, чтобы восниться
В дом, где жил и где принял кончину.

Под размахи могильной крапивы
Воскресенье чудачит во плесни…
Где мой братец, такой несчастливый?
Где сестрица, не певшая песни?

Я теней не нашарю во мраке,
Не поймаю в бесплотных просветах…
Знать, и призраком – будет не всякий,
Есть такие, что попросту нет их…

Нет и мглы, что душой быть хотела
И помериться с вечностью снами!
Эта боль, что болит без предела!
И отчаянье, словно бы в яме…

Темень встала за звездной пургою,
И приюта могильного – мало:
Хочет сбыться там что-то другое,
Не такое, как все, что бывало!..

Каждый раз – будто смерть не видал до сих пор ты!..
Тело мамы, отца, и сестрицы, и брата…
Ваши образы в памяти ныне затерты,
Погибаете вновь, как погибли когда-то.

Вот уже не увижу сестринской улыбки,
Не увижу, как падает на половицы;
И с невнятною речью, изорванно-зыбкий,
Угасающий брат мой мне торопко снится.

Похороненный – вновь умирает в могиле!
Вы на небе рисуетесь мне филигранью,
Так былому вразрез, так сродни умиранью,
Будто не было вас – никогда вы не жили!

Ничего не бывало! Не будет иначе!
Я был в одурь влюблен! И, спасаясь от хвори,
Ныне болен я верой в могущество плача!
Но закончатся слезы! Умрет мое горе.

Ты, о Ночь, всеребряясь в небесные грады,
Если хочешь излить свою темную стужу,
Ударяй меня в грудь, ударяй без пощады!
Ибо я – человек, и тебя передюжу!

Чья другая тоска – меж ладоней потонет?
Кто лишится лишеньем таким же всецелым,
Как лишен человек, у которого в белом
Свете нет ничего – ничего, ничего нет?

От сна к другому сну очнулся я. К размету
Звезд на ресничинах. И мне хотелось тоже
С Волхвами выйти в мир, не схожий ни на йоту
Со всеми этими. Ни йотою не схожий.

Бегу я в мрак, бегу! Мне догонять их надо,
Хоть зло стоит овамо, поджидает семо.
Уже я вижу выгон, дремлющее стадо
И блики в богослепых окнах Вифлеема.

Передо мной вертеп. О плоть земная, ну же! —
Я буду там сейчас – иль никогда не буду.
Пастух под валуном похрапывает вчуже
К звезде над Вифлеемом, к будущему чуду.

А где ж Волхвы? – «Их нет. Кто всматривался в тени,
Твердит, что и они, и ладан их, и мирра
За поворотом тем, где выходы из мира,
Испорошились в пыль. Не боле и не мене».

А где Мария? – «Нет. Ступай вопросы эти
Ты небу задавать и задавать могиле».
А где же Бог? – «Давно, давно похоронили,
И молвят, что Его и не было на свете».

А Магдалина где ж? – «Смертям смотрела в лица
И даже мой пинок заметила едва ли.
Иди просись туда, где раньше привечали!»
Но не к кому идти – и некуда проситься!

По облака подбою,
У выси в глубине
Теперь вдвоем с тобою
Летим в посмертном сне.

«Гляди, в пыли дорожной…» —
«Я вижу чей-то след…»
Нам нужно, неотложно
Другой увидеть свет!..

«Гляди, сродни топазу
Безбытье лощено…»
Я все узнала сразу,
Я знала все давно.

«О, как цветы не смяты,
Как роща тут щедра!»
Еще не умерла ты,
Еще не та пора…

Еще должны мы оба
Грести, за взмахом взмах,
Расстаться возле гроба
И встретиться в слезах.

«Любовь твоя – как радуг
Болезненная дрожь».
«Люби же без оглядок,
И мучай, и тревожь!»

От мук – длинней дорога,
От мук – милее сон.
«Ты не заметил?..» – «Бога?» —
«Он был тут». – «Был – не он!

То звезды, как солдаты,
Дозором – до утра:
Еще не умерла ты,
Еще не та пора…»

А нам – начать с начала
И гибнуть каждый час,
Одной же смерти – мало
Для жившего хоть раз.

«Ты слышишь – хор скворчиный?»
«То тени правят путь…»
«А правда, что с кончиной
Все кончится?» – «Ничуть!» —

Там разомглятся бредни,
Но не уйдет печаль.
И станет предпоследней
Любая наша даль!

Посмертные закаты —
Пока еще игра!
Еще не умерла ты,
Еще не та пора…

Порумянилось там, у небесных обочин, —
Низачем, никому и себе же во гнев…
Почему же зрачок мой источен, источен
Тем летящим на облаке контуром древ?

Отоснились к безбытью дреманные шляхи…
Я кого-то дочел – и уже не дочту…
Тебя нет и во прахе, и нет не во прахе…
Ничего не ищу – и гляжу в темноту.

Ты устами – далеко! Устами – так близко!
Отвердевшее с горя то сердце сломи!
Помнишь, мглица по саду пласталась так низко?
Эта мгла – человек, но забытый людьми.

Нашим шепотом шепчут садовые ветки —
Отзываются тени – и стал холодней
Зацелованный рот в позабытой беседке.
Так пойдем же искать незапамятных дней!

Ты узнаешь калитку, узнаешь дорожку:
Мимо целого света пройди – и войди!
Ты наденешь то платье, ту самую брошку!
И шагнешь туда первой… А я – позади…

Ты сама себе, жизнь, да пребудешь обнова.
Вместе с тучей зажгись, где алеются зори.
Ну а я – вспоминатель всего небылого —
Тебе близок бываю во сне или в горе…

Дола не было там – но в долу была смута…
И хоть не было фей – а шепталось о фее…
В облаках фиолет, но не въяве – а будто…
Сон косится на света пустые развей.

В пастях ночи пусть тело пугается тела.
Пусть найдется лазурь, чтоб судьбу остранить им.
А в саду моем торопко зашелестело —
Словно кто-то внезапно расстался с безбытьем.

Помню девушку я, как вздыхала глубоко,
И ответную ласку с лукавым ужимом.
И ничем не взяла, кроме смеха и рока, —
Но само это нищенство было любимым.

Знаю, как закладбищелось это обличье —
Но с матерчатой розой пошла в замогилье…
Этот свет, эти розы пытаюсь постичь я —
И себя в этом свете – и гробы – и крылья.