Илья Чавчавадзе - Стихотворения и поэмы

Разъярен, вскочил Бгачиашвили,
На Закро обрушился, крича:
«При тебе отца родного били?
Ты его не спас от палача?
Молви, баба, что тебе шептало
Сердце? О, когда бы я там был,
Доконал бы я тебя сначала,
А потом и князя зарубил!
Ты глядел, как пили кровь живую?
Как в то время не померк твой взор!
Да падет на жалкую и злую
Душу труса вековой позор!
Сердцем низок, ты признаться смеешь
В мерзости своей? Ты — человек —
Для чего своим клинком владеешь,
Если им злодея не рассек?
С этой опозоренною шашкой,
В подлом сердце отчий плач храня,
Ты ко мне приходишь!.. Сердцу тяжко!
Не срами разбойника — меня!
И тебе ли думать о разбое!
Брось, приятель! Это нелегко.
Ты рожден, чтоб бабой жить в покое.
Уходи!»

Всадник

Не гневайся, Како!
Не брани меня, мой брат, безвинно:
Я не трус. Тверда моя рука.
И с Како я бился б, как мужчина,
Не позоря своего клинка!
Мой отец лежал, повержен наземь.
Засвистев, лоза рванулась вниз…
Чтобы тотчас не сквитаться с князем,
Я, как пес, себя терзал и грыз!
«Отомсти!» — внушал мне тайный голос,
Но другая мысль в душе моей
С жаждой мести яростно боролась:
Отомщу — и сворой палачей
Мой отец растерзан будет разом…
О создатель! — по моей вине.
Как всё это выдержал мой разум?
Как я в этом не сгорел огне?
Но когда полуживое тело
Скорчилось под пыткой, на мою
Душу пал туман и закипела
В жилах кровь. Я подбежал к ружью,
Чоха с плеч моих сама слетела,
Сам, как птица, вскинулся приклад…
Огненная вспышка прогремела,
Князю в грудь ударил весь заряд —
Ибо он попрал людское право,
Ибо он попрал людскую честь!..

Како

Твоему отцу — почет и слава!
А тебе — хвала, свершивший месть,
Муж достойный! Гордость и отрада
Матери, чье молоко пошло
Впрок тебе! Да будет ей награда
В небесах! Мой брат, мне тяжело,
Безрассудные прости мне речи.
Мне теперь понятен подвиг твой,
Горький стыд мне грузом лег на плечи.
Над моей склоненной головой
Волен ты…

Всадник

Нет, похвалы не стоит
Сын несчастный, мстящий за отца:
Трус и храбрый местью успокоят
Одинаково свои сердца.
И в упреках — преувеличенья,
И в твоей хвале… Не прекословь…
Но, тоскующему, исцеленья
Не дала мне княжеская кровь.
Неминучая погибель сына
Не могла уже спасти отца.
Схватят, нет ли — было всё едино!
Что мне смерть? Что мне кусок свинца?
Подбежал к отцу, а он — недвижен.
На ногах не мог я устоять…
Только след предсмертной муки выжжен
На лице родимом — как печать.
Эта безответная могила,
Эта смерть под розгами… О брат!
Неужели вправду это было?
Ад во мне, как вспомню, черный ад!

И Закро упал в траву лесную,
И лежал безмолвен и суров,
Словно зверь затравленный тоскуя.
Скорбь его не находила слов.
Он и брат его — Бгачиашвили —
Лютой болью мучились одной,
И какие бури их томили —
Догадайся сам, читатель мой!

В воскресенье у церкви толпился народ,
О невзгодах своих толковали крестьяне.
Тут же рядом слепец на зеленой поляне
С молчаливой пандури сидел у ворот.

«Неужели вы дома не свыклись с бедой? —
Так заметил крестьянам какой-то прохожий.—
Эх, раскрыть бы нам крылья для жизни хорошей!
Спой нам песню, слепец! Спой нам, старец седой!

Расскажи нам о том, как жилось в старину.
Чтоб согрелось покрытое ржавчиной сердце,
Чтоб душа молодая могла отогреться,
Чтобы мысль устремиться могла в вышину!»

И народ понемногу вокруг присмирел,
И, как будто почуяв дыхание бури,
Встрепенулся слепец, и схватил он пандури,
И ударил по струнам, и тихо запел…

«Подойдите ближе, дети,
Позабудьте про невзгоды,
Я спою вам, как на свете
Жили мы в былые годы.

Как дела своей отчизны
Мы рукой вершили властной,
Как любили больше жизни
Счастье Грузии прекрасной.

Чтоб она была богата,
И свободна, и едина,
Брат готовил в битву брата,
А отец — родного сына.

И рождением дитяти
Был народ тогда доволен,
Потому что к нашей рати
Прибавлялся новый воин.

Мать его в самозабвенье
Молоком своим питала,
Чтоб душа его в сраженье
Никогда не трепетала.

И зато как львы сражались
За отчизну наши деды —
Или с жизнью расставались,
Или бились до победы.

Кто о собственной напасти
Вспоминал в минуту боя,
Если общее несчастье
Сердце ранило любое?

Знать, любовь к отчизне милой
Нас бронею покрывала,
Коль, сражен чудесной силой,
Враг бежал куда попало!

Дети, помните и верьте:
Мы — потомки наших дедов,
Что спасли народ от смерти,
Все мучения изведав!

Ну а нынче? Как коровы,
Мы мычим, чтоб нас доили!
Дети, дети, наши кровы
Разве мы не осквернили?

Разве так бывало ране?
Нет спасенья от позора!
Мы сильны на поле брани,
Если детям есть опора.

Говорят, отец для сына —
Словно мост для пешехода.
Слава тем, кому судьбина
Жить для счастия народа!

Для того чтобы на свете
Наступил конец потемкам,
Как свеча, пылайте, дети,
Освещая путь потомкам!

Эту заповедь картвелы
В старину не забывали,
Оттого и были смелы,
И в сраженьях устояли.

Пусть примером этих правил
Будет мой рассказ правдивый.
Было время — нами правил
Некий царь благочестивый.

Был Димитрий крепок телом,
Знал он воинское дело,
И владел он самострелом
Лучше старого картвела.

То был царь с кристальным взглядом,
С человеческой душою!
На погибель супостатам
Правил он своей страною.

Чтобы видеть зло воочью,
Он без царской багряницы
Уходил скитаться ночью
По окрестностям столицы.

Обходил он вдов бесправных,
Навещал сирот убогих
И из рук своих державных
Наделял богатством многих.

Кто обижен был напрасно,
Шел к нему с надеждой верной,
И Димитрий беспристрастно
Правил суд нелицемерный.

Потому в его державе
Волк над стадом не глумился
И народ о царской славе,
Благоденствуя, молился.

Подчинен руке татарской
Был наш царь единокровный,
Но в своей державе царской
Он правитель был верховный.