Галактион Табидзе - Стихотворения

Где та, что бывала губам моим рада?
Журчание слов ее вспомнить — отрада.
С последним лучом ниспадает прохлада,
И в сумерках слышно мычание стада.

И в заводях лодки вкушают покой.
Ты дома, ты здесь никому не чужой,—
Здесь счастье. Зачем же, гонимый мечтой,
Напрасно бредешь ты сквозь сумрак ночной?

Как путник, спешу по дороге
Сквозь лес, застилающий Феба.
Привет вам, Кавказа отроги,
Плечами подпершие небо!

Вчера еще воды Дарьяла
Клокочущей пеной мутило
И Терек о дикие скалы
Дробился с неистовой силой.

Душа тишиною объята.
Вот солнца лучи проглянули…
В долины стремятся ягнята,
И в горы уходят косули.

Поет мадонна этих гор и дола,
Над полем пролетают журавли,
Серп на руке — обломок ореола —
Слепит, поблескивая издали.

Клик журавлей и голос одинокий
У полустанка в тишине полей…
Уже я различаю стан высокий,
Отчетливее платье и белей.

А этот блеск — до слез уже, до боли!
А солнце в роще — золотой паук…
И никогда не ведала неволи
Ее душа! Прозрачный этот звук…

А что, неведенье — залог свободы?
Но я сегодня думать не хочу,
Я слушаю мелодию природы,
Я улыбаюсь острому лучу.

И ранняя вечерняя прохлада —
Такой свободный, ясный вздох земли…
Поет мадонна, проплывает стадо,
Как в облаке, в оранжевой пыли.

Снега вразлет, наискосок лежали…
Как в книгах Диккенса, на склоне дня —
Поленьев треск, раздумье у огня…
Вдруг настежь окна, ветер пламя вздул
И кто-то прямо в сердце мне шепнул:
«Бумаги — в пепел! В прах мечты развей!
И двинь вперед корабль грядущих дней!»

…Снега вразлет, наискосок лежали…

Ветер, пролетев лесной сторонкой,
Из гнезда похитил вороненка.

Полон лес шуршанья, скрипа, гама;
В нем шатры дубов — как своды храма.

Травы на лужайке чуть примяты —
Ложе из трилистника и мяты.

Плачет ветром схваченный спросонок,
Унесенный в чащу вороненок.

Грохнул гром и, рассыпаясь трелью,
Покатился эхом по ущелью.

Поднялся в овраге хохот, шепот,
Частого дождя немолчный ропот.

С чем платаны Шиндиси сравню?
С чем сравню той поры несравненность?
Ее утро, ведущее к дню,
Ее детских молитв откровенность?

С чем тебя я сравню, моя мать?
Что ж не брошусь я к скважинам, щелкам,
К окнам, чтобы на миг увидать,
Как идешь, как белеешь ты шелком?

О, платаны в Шиндиси моем!
Я не понял закона простого —
Да, напомнит одно о другом,
Но одно не заменит другого.

Так о детстве всерьез и шутя
Я заплакал, отверженный странник.
Уж не я, а иное дитя
Его новый и милый избранник.

Нет замены вокруг ничему:
Ни пичужке, порхающей в выси,
Ни цветку, ни лицу моему,
Ни платанам в далеком Шиндиси.

Яблони чахнут, поникли и нежные лозы —
Видно, промчались над ними жестокие грозы.
Но погляди — чем древней великаны-дубы,
Тем они крепче, тем больше в них свежести, мощи.
Несокрушимой твердыней стоят они в роще,
Силы накапливая для грядущей борьбы.

Чем дольше сон, тем непробудней
Мечтатель грезит и парит.
И ты, мой брат, из прозы будней
Заброшен в мир эфемерид.

Тебя влекут полунамеки,
Обходят сердце стороной
Высокопарные уроки
Нагой премудрости земной.

Напев о родине навеки
Пленяет шелестом листвы,
Но мертвенны библиотеки,
Книгохранилища мертвы.

Не фразы — лишь обрывки речи,
Обмолвки чувства пьются всласть,
И дни — ночей слепей и резче,
От красноречья гибнет страсть.

Глядит, как мальчик на мужчину,
Суровый век… Его влечет
Цель ясная… Ведет в пучину
Не ослепленье, а расчет.

И вышла ты из мглы веков
Воздушными стопами —
Со всею негой лепестков
И тонкими шипами —
Сердца, как розы, обнялись.
Колеблемое пламя,
О бытие,
Ликуй и длись!

Сиротства нет.
Со мной, с тобой —
Уже в одной куртине —
Шопен — твой ангел голубой,
Мой демон — Паганини.
В огне моем — прекрасна ты —
И холодна…
Твои черты
В огне моем — отныне!

Пестрят пригорки, как жирафы.
Экспресс — со скоростью молвы.
Уже в тоннель войти пора бы —
Не испугаетесь ли вы?

Клубятся облака — и мысль
Проходит по челу гиганта —
Всей острой тяжестью пришлись
Мы прямо на плечи Атланта.

Как собственный на небе след,
Луна там светится дневная,
Как бы незримо пеленая
К ней тя-ну-щи-й-ся предмет.

И день белесо-голубой —
Сквозит, как северная сага.
Потягивает из оврага,
И будет ветер. Листобой.

Свет двойственный и колдовской
Вас очарует и остудит,
И будет вечный день-деньской,
А ночи никогда не будет.

Ковры, свисающие с башен,
Шелка, завесившие зал,
Где, шкурой тигровой украшен,
Когда-то Тариэл блистал.

Я видел сны, но здесь, по сути,
Роскошней лал и изумруд.
Над стенами дворца Гегути
Века давнишние идут.

Встает Тамара у колонны
Как тень, в плену нездешних дум.
В шатер ресниц, чуть увлажненный,
Уже врывается самум.

Араб, гордящийся тюрбаном,
С щитом стальным у двери стал.
Песнь, занесенная Ираном,—
Как дуновенье опахал.

И сладкозвучен чародейный
Гафиз, прославленный стихом.
Фонтан не молкнет у бассейна.
Мы снова Руставели ждем!

И беспробудно. Забившись под мост,
Дремлет и бредит Кура, как собака.
Ветер — по черни, по инею звезд —
Душу уносит… а бросит, однако.