Борис Кригер - О грусти этих дней кто, как не я, напишет...

Но как здорово, что
Среди сонной молвы,
Тихо вняв волшебству
Неприметного слова,
В нём стихов вещество
Различаете Вы,
Как живую листву —
Ту, что жизни основа.

Можем мы постареть
Или вовсе уйти,
Можем мы не допеть
То, что нам не допели,
Но не властна ни смерть,
Ни молва, ни долги,
В наших судьбах стереть
Слов волшебных свирели.

08.09.2002

* * *

От сладости обид до сладости прощенья,
Внезапных поездов и мыслей натощак,
Мы первый поцелуй, как средство от смущенья,
Не можем ни забыть, ни выбросить никак.

Мы копим про себя неслышные обиды,
Когда–нибудь потом поплакать и забыть.
Но только вряд ли нам случаются порывы,
Имеющие суть примерной простоты.

Не ждать, благодаря Всевышнего и маму,
Не ждать благодаренья ближнего и тех,
Кто знает, отчего мы все стремимся в яму
И где найдём мы дол тургеневских утех.

Август 2002 г.

* * *

И. Динесу

За строчками узкими с вихрями вензелей,
За старым пергаментным кровом вещей
Скупая судьба нам не станет болезнее,
А станет забытей, скорей и прочней.

За сложными знаками солнечных выбросов,
За тёмным пространством ненайденных звёзд
Уютную келью у Господа выпросим,
Коль скоро он нас в эту жизнь занёс.

Упрятать себя в кропотливую ижицу,
Унять в себе страх неприметного дня,
Над всеми слегка с полусмешкою пыжиться,
От страшной кручины себя схороня.

* * *

Отдаваясь немому и юному соло
Побелевшего неба в расщельях домов,
По привычке взгрустнув по кресту и рассолу,
Мы внезапно постигнем нелепое: Он —
Тот, которого ждали по ветреным стойлам
Позабытых, но вряд ли прощённых эпох,
Тот, который, любя, терпким потчевал пойлом,
Охраняя всю жизнь каждый стебель, чтоб не сдох,
Тот, которого нам выдавали по каплям
Нерешённые скопом загадки времён,
Тот, за кем мы ступали по пяткам, по пяткам,
Пятясь вспять, понимая, что это не он,
Тот, с которым мы пели, мучительно тужась,
Выводя ту небесную скатерть хоров,
Тот, которому следовал, следовал ужас
Вслед за томною вязью волхвов и даров,
За которым вполне, сколько следует нищим
То ли духом, то ль именно нищим вообще,
Мы царапали камни израненным днищем
Скорбных дней и не дней, распылённым вотще,
Тот, за кем мы успели едва ли, увы ли,
Тот, о ком мы не плакали, даже крестясь,
Тот, о ком мы по рытвинам жалостно выли,
Вынимая руками из рытвины грязь,
Он, пришедший, молчит среди нас не нарочно,
Не припрятанный вящею библией слов,
Он реальный живой, так, что сладко и тошно,
Проживает средь нас, как в пучине веков.
Не ищите, не ждите, что надо — свершилось,
Только крепче сомкните свои голоса,
Эта правда придёт сквозь мирскую замшелость,
Эта правда придёт, о себе голося!

* * *

Сбросив старую власть с башни вниз,
Мы успели вздохнуть
И решили: пусть рок нас рассудит.
Кто станет великим,
Чей заржёт первым конь
Пред рассветом кровавобезликим, — Тот и будет царить,
Воцаряться и царствовать тут.

Растворяя белёсую явь я
В белёсую быль,
Принимая за правду
Скупые слова Геродота,
Лёгкий путь к обладанью
Немного немого народа
Я, как Дарий, ищу
В примененьи коней и кобыл.

Я стежками по серой траве
Разметаю ковыль,
Пусть завоет в горах,
Поперхнувшись огрызком, гиена,
Мне не страшен ни рок,
Ни порок, ни курок, ни измена,
Если правильно знать
Примененье коней и кобыл.

Старый конюх не спит,
Он колдует у призрачных стоил.
Я послал его с умыслом смутным,
Но к праздничной цели —
Первым конь мой заржёт,
Едва в сёдла соперники сели,
И недаром мне конь этот
Бешено дорого стоил.

Нету Дария, нет ни коня,
Ни останков его,
Но, как прежде, суём мы коням
В морду запах кобылий,
Потому что мы Дария опыт
Едва ли забыли —
Что царит только тот,
Кто надул всех вокруг для того.

* * *

На скатертях из травянистой глади,
Пугая пух ветвистых тополей,
В твои глаза немой украдкой глядя,
Я становлюсь счастливей и хмельней.

И в волшебстве такого окружения,
Распорядившись правилом земным,
Едва касаюсь кончиков движения
Холодных пальцев, становясь немым.

Я излучаю строгие сонеты
В неразрыхлённых рифмах бытия
И сочиняю в воздухе нагретом
Намётки формул в стиле: «ты и я».

И возвышаясь до верхушек стеблей,
И отливаясь в облике небес,
Нам всё сулит, сулит покой целебный
Так и не взятый нами тихий лес.

* * *

На чеширских устах
Ухмылясь и прячась,
Весь мурлыча, в усах
И в доверчивых снах,
Из мудрейших котов,
Различающих запах,
К всякой нечисти мне
Убаюкал ты страх.

Хэллоуин на дворе,
В неразрезанных тыквах
Ни глазниц, ни свечей,
Это кажется лишь
Расписной детворе,
Что к их шуткам привык ты,
И что любишь детей,
И преследуешь мышь.

А на самом–то дне
Своей сонной природы
Ты и сам не способен
Сказать — почему
Тебя тянет вовне
Улучшенье породы
Средь неслыханных ровень
В чуланную тьму.

* * *

Вот бы книжки твои были только о нас,
Чтобы ты не желала иного блаженства,
Как, открыв переплёта тугое главенство,
Обнаружить смеющийся взгляд моих глаз.

Вот бы думы мои были лишь о тебе,
Я б не знал источающей яды кручины,
Не найдя ей ни дна, ни окна, ни причины,
Оставлял бы я всё, что не ты, бы вовне.

Вот бы стали мы вместе бродить по векам,
Обучая ловцов человеков несмелых,
Что не надо ловить никого, даже белок,
Просто надо оставить в покое нас нам.

* * *

Сиреневые краски бытия,
В них тонкие мгновенья ожиданья…
Счастливец я? Могу ль не быть им я!
«Счастливец!» — шепчут мне мои гаданья.

Я шёл меж струй, я вновь меж них иду,
Как меж колонн иль среди стеблей лилий,
И повторяю музыку в бреду,
Как рандеву двух параллельных линий.

Я сочиняю суть своей души,
Как непослушный ритм граммофона,
И расставанье шапками кишит,
Как злобный улей грязного перрона.

Я средь свечей впиваюсь в темноту
И мажу ей свои черно–квадраты,
И разгребаю павшую листву,
Мой старый двор устлавшую когда–то.

Я обхожу крамолу фонарей,
Таюсь от ликов и от их оттений,
И средь запёртых накрепко дверей
Ищу свои, уже чужие, сени.