Борис Кригер - О грусти этих дней кто, как не я, напишет...

Моя любовь! Как сладок этот мир
Забытых дней и сутолки неспешной,
Как сочлененье ласковых рапир,
Скрестились ветви нашей грусти грешной!

Какой простор сулила нам она,
И, поливая щедро из ушата,
Нас осыпала златая листва,
Мой старый двор устлавшая когда–то…

1 сентября 2001 г.
* * *

Снег отжил,
Невольником растаяв
Своих структур,
Белея так несчастно…
Я любил,
О том едва ли зная,
Что могу растаять
Ежечасно.

Но теперь, когда уже на воле
Вод весенних
Вот и слышен гомон,
Я опять как будто словно болен,
Я опять к тебе одной прикован.

Хорошо быть небесным телом

1
Хорошо быть небесным телом,
Можно просто шататься по небу.
Это всё, что твоя шестерёнка
Позволяет тебе в продолженьи
Суеты повседневного вальса.

Хорошо быть горами на суше,
Потому что извечная сухость
Позволяет вкусить непременно
Обдувание редкого ветра.

Хорошо быть простором вселенной,
Потому что отсутствие места
Не является больше препятствием
Для удобного расположения

Гор сухих и прозрачного ветра,
Тел небесных, каким я являюсь.

2
Хорошо быть незрячею флейтой,
Или просто глухим барабаном,
Или даже сучком испещрённым,
Громко треснувшим в знак ожиданья.

Хорошо быть немеркнущим звуком,
Волновать водяные пределы,
Так, без смысла, неясным звучаньем,
Не словами, а просто волненьем.

Хорошо быть оттеньем иль цветом,
Оттеняющим тонкие пальцы
Розовато–наивной природы,
Хорошо быть невольным страдальцем,
Позабыв ненарочные роды,
Вслед которым явилось сознанье
И осталось, покуда не отжил.

3
Хорошо возникать не из яви,
Не из тонких стручков наслажденья,
Не из вязких сложений предмета,
Сочетающего проявленье
Разграниченной сути стакана…
Хорошо умирать постоянно,
От того превращая явленье,
Столь недоброе нашему слуху,
В повседневный процесс наслажденья,
В повседневную сладкую муку
Тел небесных и прочих объектов,
Населяющих нашу поспешность.

* * *

Если б ты бы сравнила меня
С опоздавшей росой или ветром,
Я б гордился.
Если б ты бы сравнила уста
Мои с книгой иль лучше с пророком,
Я бы прожил счастливую жизнь,
Был бы мудр, боролся б с пороком,
Но не дожил б до ста,
Потому что б разбился
О глухую решётку рассвета,
Так летая, касаясь огня!

Ты ж назвала меня
Своим плюшевым мишкой
И этим
Сохранила во мне
Всё, что требует сей славный чин,
Я волную тебя
Шебуршаньем и ласковым светом,
Грозным страусом я
Не летаю по небу один!

* * *

Я точным инструментом измерял
Всё то, что измеренью подлежало,
Всё то, что можно точно разложить
В объёме, сумме и угле расхожем.
И то, что мне казалось непохожим,
Я всё старался заново прожить,
И страсть точил, как остриё кинжала,
И страсть сверкала, словно твой кинжал…
Но я напрасно сумму обнажал
Своих хлопот и думаний извечных,
Мой грозный Бог склонил меня решить:
Что ни на есть — всё к лучшему, а жить
Вполне возможно и вполне невечно.
И я, увы, бороться с Ним устал.

* * *

Что за теснением прямых,
Что за пространством червоточин
Хранится с грозной простотой
В сокрытых кладовых от глаз?
Я не был поводырь слепых,
Ведь я не знал созвездий точно,
Их ослеплённый пестротой,
Я сам бродил слепым не раз.

Я возникал из пустоты
И уходил туда же точно,
Откуда теплились мечты
И где ворочались волхвы,
И, как положено волхвам,
Я сам бродил и кровоточил,
На самом кончике остры
Любые отголоски фраз.

Я сочинял себе любовь,
И сочинял себе расправу,
И благодарность сочинял,
И даже вечность предвкусил,
Но кровь сочилась из меня,
Напоминая мне приправу,
Которой сам я отмерял
Оттенок вкуса своих сил.

И я нарочно не принял
Того, что все назвали благом,
Хотя потом того желал,
Но было поздно, и зачем
Мне расписаться в небытие
И всё мигать незрячим глазом
В тягучем обществе светил
И прочих непонятных тел…

* * *

Если б я был бы Бог,
Я б не стал вспоминать о себе,
Повторяя в беззвёздном звучаньи,
Что нельзя расставаться с собой
Во вселенной, где только всего
Проживаю лишь я
И не знаю себе примененья.
Хотя, впрочем, я создал бы свет,
Лишь затем, чтобы было светло
Или просто светлее,
Я бы вспомнил свечу,
Ту, что создал, и тут
Я бы создал тебя,
Ну, и мир для тебя,
Чтоб тебе веселее
Было дни коротать,
Тихо книжки читать,
Ни о чём не жалея!

* * *

У меня слишком мало союзников,
Тех, что просто пошли бы за мной
На вершинах, опавших до бездны,
Расстилать золотые покровы любви…
Или просто ворчать по углам
О таких расточённых вещах,
Коих нет в сокровенных подвалах
Наших судеб и душ,
Унесённых на край естества…
У меня есть одна только ты,
И зачем мне считать откровенья,
Разлохмаченные островами
В галактическом сонме свечей…
Если б ты оказалась ничьей,
Я бы не жил, я б не был словами
На застывших в усмешке устах…
Хватит плакать… Отброшенный страх
Пусть навеки расстанется с нами…

* * *

Оставь мне сил
На самое большое,
Что мне свершить дано.
Я верю, что могу,
Я верю, что достоин,
Пусть я тебе не мил —
Я верю всё равно.
Я верю в то, что есть, —
Моё предназначенье —
В безумии людей
Найти тот островок
Неспешного огня,
Немого очертанья,
И тихого меня,
И розовый восток.
И тонкую струю
Меж хрупкого сознанья,
Несущую стихи
И мысли натощак,
Неясные мои
Былые очертанья
Мне кажутся теперь,
Как рухнувший маяк.
Как рухнувшая боль
С тугого пъедестала,
Рассыпавшая вдруг
Неловкую печаль.
Ты рядышком со мной
Лежала и писала,
Мои слова за мной
Записывая в даль.

* * *

Стихи — это слепки души,
Отлитые страстью и болью,
Как капли каких–то посулов,
Как мысли каких–то песков —
Я сыплю и сыплю слова
Средь звонкого, бренного гула,
Я сыплю и сыплю себя,
Как семя. А может, как кровь.
А может, как часть той вселенной,
Которую я так берёг бы,
Когда бы хоть кто–то шепнул мне,
Что стоит её поберечь.
И хрупкие руша законы,
И сквозь вековое терпенье
Струится наружу моя
Немного невнятная речь.
И словно бы в шуме опять,
В движении гулких вагонов,
И в жёсткости выцветших рельсов,
И в силе тупого огня
Я жаждаю снова любить,
Как прежде. Как прежде. Как прежде.
Я жаждаю снова найти
Тебя — чтоб любила меня.