Илья Риссенберг - ИноМир. Растяжка: Стихотворения

Раздел позапрошлый выпрашивал где я
Прозаик по здравью о ветре попутном
Берёт за живое прямая идея
Обратную замертво завтрашним утром

Ведёт лесостепью двусветные флаги
Распятая ставенька вдов ей многонько
Свидетель евангелия от влаги
Благая и многая лета вдогонку

Слетясь на в ответе словами поватую власть,
Вестила по ватному свету свивальная стая
Повтор сокрушений – хорош поневоле совпасть
Покров с головой, – тороватая ветошь святая.

Телесную речь обратили в словесную редь
Просветы сторон, и – браток оперений запретных —
На радостях судных повестку, бесстрашную впредь,
Расчётливо празднует обморок стрех безответных.

Посланница солнца стрела прошумела сквозь нуль.
Шумер средиземной истории умер по шорты.
Врастяжку падежной грамматики дождь шевельнул
Гимнастику прошлых извилин постигшие шторы.

Гараж запчастей..: парадиз божевольной души,
Что чушь про Ничто отдышала зачатно и вчуже,
Р-убежную з-речь, гражда-ночка, держи, не тужи —
Завежливы стужей державные лживые лужи!

Мгновенной оси о всемирном диаметре, с ним
Не слюбится за-рас-кодировать вскрик закадычный,
С-но-терпится детская умолвь тисненьем теснин
За-трещины тирсовой встарь пере-лом злоязычный.

Под ключик, бинокль-театрал, фортепьянь с холодца! —
ПинокКио взял, на-хал-деев-увы-ю да ноги
Стальные, гиньоль, как на грех золотого тельца
Олений трофей гобелена Берлин одинокий.

Врут миропраху восканут сны
Свершится переворот Вселенной
Висками в матерь хороший сын
Сирену смерти стерпел смиренно

Спал терпеливые пел псалмы
Мысль окоёму войму висками
Окаменеют как соль мослы
Совпалым воском вранью восканем

Столетье терпит обратный ход
Немало светел Престол втемне нам
Вселенной правит переворот
При всём двуличье местоименном

Смертельных грешников на корню
Срубили впрозелень дети змия
Ковчег Завета и на корму
Созвало сумерки тезоИмя

Чей ближний свет возлюбила боль
Расточьем истины судьбовластной
Тресвят завесою лоб о лоб
Мучитель мудрый стыдобы сластной

В горниле горнем купель коня
Петарды Траур повтору впору
Хороший сын хоронил меня
По ритуальному Первотвору

Историю обратил во Дни
Свободный зверь В заревом аспекте
Растерян выбор за всех один
Путь за Единого все успейте

Дождит Как сорокоднев вождя
Живёт на капельнице Решиму
Народный обморок изождя
Твердь перевёрнутую вершину

Дотла майдана младая темь
Дань революции песни танцы
Неистощимы Кружив мой день
Пятнадцатой годовщины стансы

Не тай близнец материнский ритм
МеТанья блюза иных детей нет
Ударься оземь метеорит
Свет онемыет но тень онеет

Дабы навытяжку на свету
Измерить жизнь Всемятежный Боже
Вдову ну что же Ты сироту
Единым миром про-из-ничтожи

Давай, вода волнистая, твоей ветлой ветвистою
Сравнивать с Десницею, восстанье создавая,
Сов-местную холмистую свидетельницу: выстою
Насмерть – будь по-вашему, отлучка световая!

Удельная наследница созвучного и навзничи,
Льдина обоснована сверхцельною длиною
Двуистинных скрижалей то ли залежей, названья чьи
Заняты в поддине наднебесной целиною.

Улавливать вольна сердцебиеньями фантомными
Пенье колыбельное невиданная внучка
Май-данника господнего, на фотке Aнно Домини
Ветошка заветная, двусветная отлучка.

Конюшня материнской синевы, но выи сивые,
Из купели сыновой, что сызнова Исайя,
Для мирных революций эманирует красивые
Дланью ледовитою искупленные сяйва.

Ветвийкою сугленной – не ужину,
Венчику голубьему нужна,
Ветреной углыбкой безоружною
Кружный Свет свернула глубина

В личку безыскусно-эстетичную:
Щупальцевый трепет бередит
Чермную и чёрную тростиночку,
Брезг терновый чуя впереди,

Вроде миру семя приснорослое,
Прахом не прощённое пшено —
На непрошеное вусмерть прошлое
Гарь грядущую смахнуть смешно, —

Пошевеливается столешница.
Лишних нот застенчивый альтист.
Квинтэссенция избашен лестница
Из теснин жилплощади летит.

И чуть слышный урок получил ученик,
И погасла тончайшая спичка,
Чьё согласье с пичугой отчаянный чирк
Отвлечённою ночью напичкал.

Над собою престолом взросла высота,
Полагаясь вместимой, святая,
Вместо хлеба предложенным светом сыта,
И несметных светил не сметая.

Знай за кормчего перепись альф и омег,
Казнь, се-зонные гвозди пробега
О бродяге кричма прибивает ковчег
На по чермному воздуху берег.

Присностишье, посильное Царству, Селу,
Вглубь урочища Мглучные Лунья
(Я ужо поеврусь, – азияков хохлу, —
Непорочная влучная мглунья!)
Разверстало звезду благозвучному злу,
Раскулачила миг Аллилуйя.

Сингулярный Исайя, вчерне онемолвь
Снег инферно и масло грунтовки,
Угасая, и старцу чуть слышится новь
Сердцу милая серной головки.

Что тут скажешь, зависает несхожих,
Вновь живых невозвращенцев навершье,
Перехожие скорлупки скукожив;
И вернёшься, и зовут, а не веришь.

Небоскрёбывает виршеотворы
Берешита, семяносной коры ли
Твой смешной перепелок, что оторвыш
Стай мышиных перепончатокрылых.

От петарды – посейчасною дробью
Десятичной, как сапфир Дарованью, —
Повторима дармовому подобью
Праматерия родимою рванью.

Лун-анют-ки, пакиглядные лгуньи
Ангелицы, ну одна, доконай-ка
Помелошадью, миндальной колдуньи
Траектория, погаснув, однако!

Русел посолонь в слезах очевидцы,
После пишущей вслепую гортани
Смесь огарка и шипучей водицы
Сквозь соломинку, чью тень коротаем?

Не присмертье, а втемне карантин мой;
Пнут ретину сетевые реченья
В перспективе интеросно-интимной
На пуантах и кресте пресеченья.

Сколь по-детски, декалогом отличий
Поглощённая, в галуте мереча
Пащит голову за перечень птичий:
Ни-чего-ще, ни-че-гошечки, неча…

за вас кто власть за сладкий стол
позор ничком в ночную грязь я
где громоздя еловый кол
пред небом длань народогласья