Олег Юрьев - Стихи и хоры последнего времени

…по берегу тому, вдоль ив меловолосых
На шелестящих, но с пристрекотом, колесах
Одни, без спутников, по воздуха волнам
Летим невысоко, куда – не видно нам,
Вдвоем опутанным литой из солнца сетью…

…Нет, сна не назову я маленькою смертью ,
Он – маленькая жизнь : разрыв, отрывок, тень,
А маленькая смерть – наш каждый божий день.

О чем, о родине? О тайном свете моря?
О тайной тьме реки? о выговоре горя
В бесстрастном шопоте оцепленных садов?
О вздохах в глубине погашенных судов,
Которым снятся сны ужасные? Об этой
Печальной родине, льдом облачным согретой?
Я больше не о ней – ты знаешь почему:
Иную родину возьму с собой во тьму…

…О ком, о родине?

Ты просыпаешься, когда от тиса хрящик
Смутнеет за стеклом и весь небесный ящик
Слегка приоткрывается в окне, —
Ты видишь серый свет, рассыпанный по мне:
Как бы сухой песок упал на лоб, на веки,
В ушную раковину, будто порох некий —
То времени труха, секунд мельчайший бой;
Ты наклоняешься, и темнота с тобой;
И чувствую во сне, в бессонном сне бесслéзном,
Касанье с дуновеньем бесполезным:
Нет, этот прах не сдуть. Но счастье – этот стих:
И губ твоих тепло, и холод губ твоих .

Мы вышли и́з дому, был город странно пуст
И небывало тих – лишь осторожный хруст
Наших шагов по гравию аллеи
Висел, не двигаясь. И был закат алее
Себя, горящего в последних стеклах дня.
И догадался я, чтó это для меня:

Сирени вялые, как спящих сонм голубок,
И розы, вырезанные из гигантских губок,
Блаженством душащий акаций сладкий смрад —
Все это был мой рай. И я тому был рад,
Что мне до срока был он – для чего? – показан:
Любимой улицей под падубом и вязом
Идти с тобой вдвоем всю вечность дотемна… —

В трамвае плачущем и кáчком,
Как зыбка деревянной тьмы,
Поедем к озерецким дачкам
На край земли, на край зимы.

Под ухом кротиковой шапки
Саднит озябшaя щека.
И лампы подымают лапки
В стекле, продышанном слегка.

Еще ты не проснулось, лише,
Ничей еще не пробил час,
И нет людей на свете тише,
Исплаканней и спящей нас.

Слишком гладкая река —
как закатана в закат…

…Два счастливых старика
мертвых слушают цикад,
где у ивы борода
поседела в два ряда…

…Где небесная слюда
почернела, как снега,
два счастливых старика
покидают берега:

– До свидания, рога
ветряного творогá!
Слишком гладкая вода!

…И дорóга дорогá.

Холодные сады мигают над рекою
И шепчут из воды, где их зеркальный дом:
Ты, ветер мимо нас, не утекай с такою
Бездушной скоростью за августовским льдом .

За августовским льдом со скоростью бездушной,
Сады, не утекать никак я не могу —
Я – ветер мимо вас, я порослью воздушной
Перегибаю вас на вашем берегу.

Я вас любил, сады. Когда вы кротко пели
Из затекающих наречных облаков,
Как вырезные вы из каменной купели
Вставали страшные в усах своих жуков.

Сады, любил я вас. И вы меня любили
И пели подо мной из всех последних сил,
Пока я в ледяном автомобиле
Себя по берегу, смутнея, уносил.

Воздуха спихни доху —
Пусть на Шлях сползает с Воза
И броненосная стрекóза
Тебе вонзается в требуху;
И пусть – безуханна, как на духу —
Во мху чадит ночная роза
И одногрудая стервоза
Слез роняет шелуху!

Пусть эти псы едят твой пах,
Пусть на губах взбухает мыло…
…Тьма-голубушка-кобыла —
С утра весь берег ею пах:
Все, что было, все, что сплыло,
В ночных нагнило черепах.

Тебе растет звезда из паха —
Тебя нагнáла черепаха!

Под жиром солнечным река, как полотно
Пилы изогнутой, что вздрагивает óстро.
Не то ли музыка, что в ней дрожит темно,
Не то ли музыка, что слушаем мы с мóста,
Когда прощаемся с почти ушедшим днем?

Да, это музыка, закованная в нем.

Да, это музыка, что нам еще слышна,
Пока горят глаза последних рыб бессонных,
И эта музыка, в затопленных кессонах,
Навеки с нами будет, дотемна.

…в степях баварии подгорной
где облако вечернее ползет пыля
и задевает о поля
трубою свернутой военною ль подзорной
из раструба искрóю ало-черной
подшерсток перелеска опаля —
так избегая изгибается земля…

…труба на западе а на востоке лира
в степных аллеях темные дубы…
и каменных овец мрачнеющие лбы
и все томительное совершенство мира
сейчас взовьется как полито с пыра
вколотится в воротные столбы и общей не уйдéт судьбы !

Чем ближе к северу, тем тишина яснее,
Тем треугольней бледная вода,
И искры звонкие в небесном самосее,
Как тыщи зябликов, летящих не туда.

Чем ближе к северу, тем плечи серебрее
У ив, глядящихся в пустые зеркала, —
Тем ближе к острову, где дуб Гипербореи
Скалу последнюю опутал в два ствола.

Чем ближе к северу, тем зябче рты свирели
У губ закушенных, сочащих белый йод,
И пальцы бедные дрожат, засеверели,
На скользких дырочках, откуда смерть поет.

на дырявых облачкáх
подбрюшья чем-то сизым запачканы
на корявых каблучках
барышня идет с собачками
в направлении зари —
как диана но подпоясанней —
под разрезные фонари
лип и тополей и ясеней
а ей навстречу от реки
шажками злыми и короткими
бегут стальные старики
тряся железными бородками

в мехах а дрожит аккордеон
косит цыганскими курсивами

так кто ж тут меж нами актеон
меж стариками некрасивыми

Пахнет снова детским пóтом
В тесных улицах метро,
И за каждым поворотом
Электричество мертво,

И на вихре криворотом
Из небесной пустоты
Опускается к воротам
Ангел чистый – это ты,