Евгений Блажеевский - Письмо

И пространство синело, и небо густело, и ночью
На бульваре шумели чинары, стоящие в ряд,
И рука твою лёгкую руку искала на ощупь,
И стучали сердца, и, казалось, что пальцы горят!

И дорогу от моря судьба отмечала столбами,
И за спинами страшно шептала ночная вода.
Я желал осторожно к щеке прикоснуться губами,
Но тогда не посмел и потом, и уже никогда…

На город снизошла весна,
Подобная, пожалуй, чуду.
И серой скукой ремесла
Я занимать себя не буду.

Сухому вороху бумаг
И виршам из поэмы новой
Я предпочёл широкий шаг
По жиже скользкой и вишнёвой.

Я предпочёл, хмельной слегка,
Дойти с приятелем до Трубной
И выпить пива у ларька
Из кружки, по-мужицки крупной.

Я предпочёл узреть мельком
У девушки, сидящей в сквере,
Полоску тела над чулком,
Как свет, мелькнувший из-под двери.

Я предпочёл увидеть лёд,
Который бьют кайлом с размаха.
Я чую запах талых вод,
Как раненую дичь — собака…

Хлопнули дверью, сверкнуло стекло в темноте,
Гаснет звезда, отражаясь на чёрном капоте.
На угомон в городской беспокойной черте
Звуки ушли по волнам человеческой плоти.
Здравствуй, прохлада!.. Теперь о заботах — молчок.
Общая кухня добреет в оранжевом свете,
Чайник, кипя, свиристит, как запечный сверчок,
Новый кроссворд напечатан в вечерней газете.
Завтра суббота. В приёмнике переносном
Тихая музыка комнату переплывает.
Слышится треск за стеной, то сосед перед сном
Свой допотопный коричневый шкаф открывает.
Зрелая ночь целиком завладела Москвой,
Лишь запоздало спешит по Кропоткинской транспорт
Да ветерок-бедолага приносит морской
Шум нескончаемый — голос родного пространства.
Это деревьям не спится в московской ночи —
Тесен деревьям бульвара асфальтовый ворот,
И с этажа своего, как с большой каланчи,
Я наблюдаю уснувший в мерцании город…

Воскресный переулок пуст.
Весенний день таит предвестье,
И кажется, что каждый куст
Крадётся — не стоит на месте.

Чего-то ждут и вяз, и клён,
Шумящие у поворота,
И я, нечаянно влюблён,
От этой жизни жду чего-то.

Вдоль магазинного стекла,
Потоком ветра уносимый,
Пух облетает, и дела
Чудесны и необъяснимы…

Плывут неспешно облака,
Застенчив день, светла прогулка.
И ждёт судьба — наверняка
В двух-трёх шагах от переулка.

Жёлтые листья летят и летят на газон.
Стали длиннее и глуше осенние ночи.
Срок, что зовётся брезентовым словом «сезон»,
Связан в узлы, увезён из весёлого Сочи.

Только чуть слышно оконные рамы поют,
И переулком течёт голосов перекличка.
Да, вспоминая с улыбкою лёгкой про юг,
Летний загар неохотно смывает москвичка…

Зачем прибегаешь из области лет,
Ушедших в преданье, ко мне на свиданье под утро?..
Куда исчезаешь в ленивый февральский рассвет,
Когда на земле существу неуютно и утло?..

Чья давняя-давняя радость блуждает тайком
Среди проступающих из темноты очертаний,
Когда согреваю себя благодатным чайком
На детстве настоянных утренних воспоминаний?..

Какая заминка, какой безмятежный провал,
Какая в провале на миг возникает картина!..
А всё потому, что над городом май пировал
И время моё, как и всякое, необратимо.

За окнами город гремит на трамвайных путях,
И жизни моей не сойти с монотонного рейса.
Но тут выручает второй и десятый пустяк,
Второй и десятый… Припомни на миг и согрейся.

Идёт каботаж одиночеству наперерез,
Забытые люди толпятся на станции «Сходня»…
Я ими заполнен, как птицами — утренний лес,
И то, что случалось, вторично случилось сегодня.

И вы,
Посещавшие шумное наше жильё,
И ты,
Зазывавший ночными звонками куда-то,
Я вас заклинаю,
Чтоб вы пощадили её,
Поскольку она
И наивна,
И не виновата.

И вас заклинаю,
Микробы,
Машины,
Моря!
Да будут уступы,
Да будут углы как из ваты!
И пусть не забудется
Горькая просьба моя,
Поскольку она
И наивна,
И не виновата.

Тебя,
Её будущий,
Невыносимый уму
И сердцу,
Которое хочет любить по старинке,
Прошу:
Покупай в ноябре
Для любимой хурму,
Хурму продают
Возле старого цирка,
На рынке…

«До свидания» — слабое слово. Подруга, прощай!
Но твою доброту, видит Бог, позабуду едва ли.
Так швейцар отслуживший мучительно помнит про чай,
На который ему у дверей ресторана давали.

Наша жизнь, наша связь — нестерпимая мука души,
Лихорадочный блеск бриллианта в руке человека…
За какой идеал, за какие такие шиши
Я губами просил, словно просит ладонью калека?!.

Хоть осталась бы в памяти, как пожелтевший цветок,
Как живая закладка — в забытом пособии школьном!..
Но припомню на миг, и крутого стыда кипяток
Обжигает лицо в дуновении непроизвольном.

Хоть пытаюсь порой говорить как поживший гусар —
Непременный участник скандалов и междоусобиц,
Но глотаю слова, и горит на губах скипидар
Пережёванных кем-то, услышанных где-то пословиц:

Что хорошую женщину так же непросто найти,
Как арбуз угадать по щелчку и по виду снаружи…
Что дурная дорога калечит повозку в пути,
Ну а женщина, братец, калечит таланты и души…

Что ещё расскажу, что ещё про тебя наплету,
В равнодушье играя, любимая женщина, перед
Расставаньем, когда уплыву по реке на плоту,
Оставляя в тумане родимый залузганный берег?..

Волненье челюсти свело.
Соседки утварь разобрали.
И стало в комнате светло
И пусто, как в безлюдном зале.

Он поглядел в дверной проём
На вырванный кусок проводки.
Гудел пустой высокий дом
И гудом щекотал подмётки.

Здесь он родился, здесь он рос,
А здесь в кругу семьи обедал…
И стало горестно до слёз,
И стало стыдно, словно предал

Всё то, чему названья нет.
И он шагнул к дверям понуро.
Полез за пачкой сигарет —
В кармане хрустнула купюра.

Переступил через порог,
Подветренной судьбе покорный.
И потянул, и поволок
Невырываемые корни…