Сборник - Ялос-2015

И вскричу, как Фома я: «Не верю! Не ве…
Я же помню дворцов отраженья в Неве!
Я же помню: в семнадцатом – это меня
По Кронштадту вела на расстрел матросня!
Я же помню, как он отпевал меня вслух,
Я же помню, как я в нём от голода пух,
Как несли репродукторы чёрную весть!..
Он же был, этот город! Он будет. Он есть!»
И качнется Исакия гулкая высь:
«Ты добился. Иди. Но назад не просись.
Не пеняй на сиротскую долю потом.
Этот город – мираж, наважденье, фантом.
Кто попал, как пескарик, в его невода —
Причастился небес и погиб навсегда!»

И шагну я, набрав, словно воздуха в грудь,
Самых ранящих строк, – в этот гибельный путь!
И с моста разведённого в чёрный пролёт
Рухнет сердце, уйдя, как торпеда, под лёд!
И поднимут меня, как подранка, с колен
Шостаковича звуки средь воя сирен!
И в кровавый рассвет уходящий без слов,
Мне с Лебяжьей канавки махнёт Гумилёв.
И как пьяный я буду бродить до утра
По брусчатке, что помнит ботфорты Петра!

Я, оглохший от визга московских колёс,
Я вернулся в мой город, знакомый до слёз!
Чтоб скользить по каналам его мостовых,
Удивляясь тому, что остался в живых!
Чтоб в горячую лаву спекались слова,
Чтобы к горлу, как ком, подступала Нева.
Чтоб шальные друзья и лихая родня,
С ног сбиваясь, напрасно искали меня.
Чтоб угрюмый ключарь им промолвил в ответ:
«Спать идите! Его в этом городе нет».

Я мечтал бы прожить, как буддистский монах,
Обитающий сразу во всех временах,
Отрешась от мирской круговерти.
И выращивать розы ветрам вопреки,
И следить за теченьем неспешной реки
В размышленьях о жизни и смерти.

Я мечтал бы не биться, как рыба в сети,
А с улыбкой провидца по жизни брести,
Чётки времени перебирая.
И проделав богами отмеренный путь,
Под ракитой присесть и спокойно уснуть —
Где-нибудь на обочине рая.

Но к несчастью в другой я родился земле —
Где кровавое солнце вставало в золе,
Где вели на костер и на дыбу,
Где кипящей смолой заливали уста,
Где огнём и мечом насаждали Христа
И катили сизифову глыбу!

В этой дикой стране я родился и рос.
И вонзались под кожу шипы её роз,
И полярные звёзды сияли.
И бессмертный пахан усмехался в усы,
И страну раздирали под грохот попсы!
И всем этим отравлен не я ли?!

Так что мне не сидеть на речном берегу,
И не взращивать сад в ледяную пургу,
И духовной не мучиться жаждой.
А рыбешкой потерянной биться в сети,
И с улыбкой по минному полю брести,
И, конечно, взорваться однажды.

Пусть в груди безжизненно и пусто,
Пусть не видно света впереди —
В церковь Иоанна Златоуста
Улочкой извилистой приди.

Здесь, вдали от торжища и гвалта,
Пива, чебуреков, шашлыков
Медленно плывут над старой Ялтой
Белые баркасы облаков.

А в проулках юркают мальчишки,
Солнце отливает янтарём.
И толпятся белые домишки,
Словно паства перед алтарем.

И глядишь, хандре бросая вызов, —
Пленник благодарный этих мест —
Как над частоколом кипарисов
Золочёный вспыхивает крест.

Не ищи ни избранных, ни званых
Там, где свечки теплится слеза,
Там, где из окладов деревянных
Смотрят Богоматери глаза.

Где, сжимая боль твою до хруста,
На безвестный укрепляя бой,
Церковь Иоанна Златоуста
Вновь тебя возносит над собой!

И на воздух выйдя, окрылённый,
В будто бы преображённый свет,
Вдруг замрёшь пред будущей Мадонной —
Девочкой четырнадцати лет.

А Бог повсюду и везде.
Где страха нет, где люди – братья.
На полюсе ли, на звезде,
В постельных горестных объятьях…

В Неваде, в крымских ли горах,
В татарском крохотном ауле…
Лишь только б не нахлынул страх,
И шашкой бы не рубанули!

И бродит маленький еврей —
С цветами – в городе нацистском…
Лишь только б вырваться скорей…
Кольцо сжимается – уж близко…

Эйнштейн, Мессинг, Мессершмитт,
Чапай с горящими глазами!..
И «сладко» Лещенко хрипит…
И наци клацают тузами!

А по экрану – впопыхах —
Раскрашенный порхает Штирлиц!
И тошный подступает страх,
И брошенный вихляет «виллис»!..

Проснуться, броситься к окну,
Услышать птиц, увидеть горы,
Ворваться в зелень, тишину!
Но сонно лязгают затворы!

И ты летишь – «несчастный Грин» —
В канаву, в бездну, в преисподню!
И вялый облезает грим —
И обрывается «сегодня»!

И душный нарастает сон.
И – астма, судороги, ступор…
Нет – пляж, джазисты в унисон
И Руст, не раскрывавший купол.

Он тает, тает в небесах,
Сливающихся с океаном!..
И сохнут слезы на глазах…
«Билетов нет. Ступайте, Анна…»

Не Соловьев, а соловьи.
И ласточки в силках не бьются!
И все мечтают о любви!
А боги горестно смеются!

Предсмертные хрипы и храпы.
Оставлен последний редут.
Уходят налево сатрапы.
Поэты направо идут.

Походкой негнущейся флотской
Идут Ворошилов и Троцкий
И прочий крикливый кагал.
А там – Модильяни и Бродский,
И грустный волшебник Шагал.

Не вечна посмертная слава.
Потомки – сотрут в порошок!
Уходят поэты направо.
А те – Вельзевулу в мешок!

Идёт хит-парад негодяев.
А может, героев, как знать!
А там – Мережковский, Бердяев —
Культуры немеркнущей знать!

Но снова налево – колонны!
И «левый» доносится марш.
Угрюмые грозные клоны —
Те, кто вырезал миллионы
Под фраз кровоточащий фарш!

Вам больше не будет пощады —
Нерон, Муссолини, Хусейн!
С подмостков нырнёте дощатых —
В прогнивший летейский бассейн!

А справа – огромные звёзды:
Набоков, Сезанн, Пастернак —
Прожившие гордо и розно.
Но встретиться вовсе не поздно —
Вам подан для этого знак!

Ну что же, подводим итоги.
Вердикт – справедливо суров.
Направо – поэты и боги.
Налево – жрецы катастроф!

Но люди не учат уроки.
А Небо – упрямо молчит.
И в нём Бонапарт одинокий
Вандомской колонной торчит!

Что все перипетии века,
Штандартов пёстрых мельтешня —
Когда горит библиотека,
Горит в усадьбе у меня?!