Дмитрий Щедровицкий - Стихотворения и поэмы

Но светит – страстный и живой –
В разорванной тиши…
О, я ли слышу голос твой
Из глубины души?

Из глубины звезды литой,
Что мечет пламя дней,
И время – шарик золотой –
Растёт, рождаясь в ней.

Из тех истерзанных глубин,
Где рай – подать рукой…
И я отныне – не один.
Но рядом – не другой.

Торговец приходит к принцу,
Смущённый его величьем,
И предлагает ларчик
С жемчужиной дорогой.

Но надо с тем примириться,
Что всё это – только притча,
А принц – как маленький мальчик
Перед Вечности грозной рекой.

Торговец приходит к принцу.
Столетья дремлют, кивая.
На улице – древность. Овцы
Бредут, и пастух поёт.

Но надо с тем примириться,
Что, вскрикнуть не успевая,
Внезапно в этом торговце
Принц себя узнаёт.

Торговец приходит к принцу
И дверь прикрывает плотно.
Виденье крутых ступеней,
Непройденных, властных вех.

Беседа до света длится.
Врывается город в окна.
Ни времени, ни спасенья:
На свете двадцатый век.

Метель осыпает несчётной казной
Базар приутихший. И сразу повеяло
Той площадью людной, с толпой ледяной,
Где головы рубят за веру, –

Жестокой, глухой, корневой стариной,
Где смерть, словно ветер, проглотишь,
Где жизни крылатой, где жизни иной
Завистливый зреет зародыш.

И кто же раскусит столетья спустя,
Что казни подобны аккордам
И баховской мессы бессмертный костяк
Окреп в этом воздухе твёрдом?..

Я в город вхожу. Я в предсмертные, в первые крики,
Дрожа, окунаюсь – в густом многолюдье окон,
На лестничных клетках – и в клетках грудных, где великий
Вращатель созвездий пирует веков испокон.

Я в город спускаюсь. Реки разноцветные блики
Меня леденят. И в воде вразумляющей той
Меж вечных домов словно ветер проносится дикий –
Бездомные судьбы с цыганской своей пестротой.

Я строю дыханье – я вникнуть едва успеваю
В прохожего речь, и обрывком величья она
Доносится следом. Я каждым отдельно бываю.
Заслуги деревьев на мне – и умерших вина.

А возрастов смена – тиха, как звоночек трамвая,
А старость колдует, к секундам сводя времена,
И Лестница Иакова, Млеющий Путь задевая,
В бушующий город безвыходно вкоренена.

Война разразилась – и снова сменяется пеньем,
А зори над жизнью мелькают, подобно ножу,
И души идут в темноте по гранитным ступеням.
…Я в город спускаюсь. – Я к небу в слезах восхожу.

Над крышами дрожит нагое тело ночи,
И падает роса.
Ко мне знакомый грустный оборотень хочет
Зайти на полчаса.

Спросонья воробьи цветут, листва щебечет,
Влюбляется трава.
А если так, то мы сейчас на эту встречу
Имеем все права.

– Ну заходите, что ж. Какие нынче вести?
(Сквозь Вас – луна в саду.)
– Вы – к старости и снам. А я впадаю в детство,
Навстречу Вам иду.

И всё ж беседа нам полезна. В ней, быть может,
Мы время уточним.
– Он говорит, блестя воздушной, звёздной кожей,
И виден дождь за ним.

– Скажите, дорогой: в ночах сырых и зябких,
У чёрта на пирах,
Кто кличет нас во тьме? Кто тянет племя яблок
Срываться в скользкий мрак?

Они летят с ветвей – до одури послушны,
Но в воздухе вопят,
И, подражая им, спадают с неба души,
И длится звездопад…

Ещё хочу спросить: среди галактик мёртвых –
Звезда минувших эр
Умеет ли, как встарь, держаться взглядов твёрдых,
Туманностям в пример?

Ещё один вопрос меня сомненьем мучит –
Насчёт природных льгот:
Скажите мне – судьба или счастливый случай,
Что лето – каждый год?..

…Гляжу – а между тем мой гость уже растаял,
И двери – на засов…
А впрочем, где же я? Ведь комната – пустая…
– Будильник. Шесть часов.

Вбирая прелый запах желудёвый,
Сжимается латунная река,
И луч – как умирающей рука
Навстречу близким позабытым: «Кто вы?»

А День и Ночь старинную свою
Вражду забыли, перешли от злости
К игре осенней. И бросают кости,
И выпадает жребий забытью.

А кот заснул, по-зимнему усат,
И в воздухе тревожно-колокольном
Повисли слоги: сновидений нет.

Крадётся мрак вдоль изгороди в сад,
Крадётся Смерть к Любви путём окольным –
И ждёт, чтоб в доме погасили свет.

…Но это зренье было выше сил.
Оно померкло. И в слепом испуге
Я, задыхаясь, кожей ощутил
Два поцелуя – Смерти и Подруги.

И вот я сам запретным стал плодом –
И понял, что живу помимо воли,
Что мною реки скованы, как льдом,
И птицы с неба падают от боли.

И мне осталось лишь себя сорвать
С ветвей судьбы, чтоб не искать спасенья,
И уцелевшим светом согревать
Подругу в бесприютности осенней…

Осенний небосвод с твоих спадает плеч,
Как плащ, поскольку ты – далёкий и нездешний.
Лишь музыку извлечь из камня – и прилечь
На поле, сквозняком накрывшись, как одеждой.

Нездешний. Соскользнёт бесшумная заря
На города с твоей задумчивости дальней,
Нескромных не коря, забывших не зовя,
Лишь намекая им на позднее свиданье.

И люди, как на хлеб, в дымящуюся тишь
Сиротами глядят. С них многословьем праздным
Спадают имена. Но ты опять молчишь
В рассеянности слёз. И ни один не назван.

…Сознанье угасает. Напоследок
Я говорю: блажен, кто насладится
Земной печалью более меня.
Кто площади, базары городские
Страстней, чем я, прижмёт к своей груди.
Кто с отроками не прервёт беседу,
Окликнутый завистником. Кто локон
Упругий, юношеский, золотой
Не выпустит из рук под взглядом Мойры.
Кто Гению, живущему в предсердье,
Осмелится, не рабствуя, внимать.

Сознанье угасает. Что же вы
Столпились, не скрывая слёз и жалоб,
У в забытьи поющего огня?
В последний раз погреться? Но к чему
Мне ваши сожаленья? Вы живёте
Постольку лишь, поскольку мыслю я.

Сполохи мысли пир свой завершают.
В них догорают города, событья,
Любимых лица, недругов слова…

Асклепию, друзья, сегодня в жертву
Зарежем петуха – за исцеленье
Души – от тела, мыслей – от надежд!..