Артур Аршакуни - Первичность ощущений. Песни, стихи и сказки

Так вот, чтобы этого не было, я сразу скажу, что король Апогей Первый имел жену, королеву Амальгаму, а детей и душевнобольных родственников у него не было. Что касается детей, ну какие тут могут быть дети, если король месяцами в командировках, а если и нет, то сутками разъезжает по всяким своим знакомым баронам, возвращается за полночь и во сне бормочет про каких-то фей в лесу! Нет-нет, вы вдумайтесь. Все обыкновенные мужья обращаются к своим обыкновенным женам со словами «моя королева», но, когда король Апогей Первый обращался к жене своей, королеве Амальгаме, именно так, ее это вовсе не утешало. Ибо она была женщиной. А женщина готова простить мужчине и даже королю любые банальности при условии, что ее любят. Когда же женщину, даже королеву, не любит никто (или любят все, что, впрочем, одно и то же), она… Совершенно верно. Она занимается государственными делами.

И вполне естественно, что королева Амальгама от нечего делать занялась государственными делами, ибо, повторяю, она была женщиной.

К тому же донельзя (то есть, по-женски) дотошной и любопытной. И потому долго ли, коротко ли, но она постепенно прибрала к рукам в отсутствие мужа все хозяйство, именуемое Государственным Аппаратом. Дел у нее, естественно, появилось великое множество. В частности, ей нравилось время от времени наводить страх на кабинет министров неожиданными инспекциями, проверками документации и резкими изменениями внутренней политики. А население Тяпляпляндии было терпеливое, было смирное и исправно подчинялось Высочайшим Повелениям: сегодня сеяло пшеницу, а завтра – анютины глазки, в дождь раскрывало зонты, в ведро – рты, обменивало вторсырье на утиль, а утиль – на уцененные товары, по субботам веселилось, а в воскресенье ходило в церковь.

И так бы шло до скончания века, но, еще раз повторю, – королева Амальгама была женщиной, а это значит, – что-то должно было случиться. Вот оно и случилось: королева Амальгама заскучала. Ну, посудите сами, что за жизнь она вела! Все ей, понимаете ли, дозволено: не явиться на утверждение Закона о смене времен года; обозвать дармоедом Главного Ученого, почтенного магистра Спектрографа, когда тот, бедный, вторую неделю кряду терпеливо сидел под яблоней, пытаясь максимально точно воспроизвести эксперимент по открытию закона всемирного тяготения; по причине плохого настроения отменить фестиваль «Мисс Безыспод…, пардон, Преисподняя» на лучшую ведьму королевства… Каково? А моды? Не успеют модельеры что-нибудь эдакое придумать, как уже готово – несут вам. Главное, никто не носит, потому как мода другая, – а вы носите. А новости, сплетни там всякие? Чихнет на задворках Королевского Замка Главный Распорядитель Террариум, забодает коза идущего из Замка через дорогу за канифолью Главного Музыканта иностранца де Триоля, – уже бегут, уже доносят… Не созрела еще новость, не испеклась, – что с ней делать, сырой и несъедобной? Что за жизнь! Поневоле захандришь, закапризничаешь, а при продолжительных нагрузках на нервную систему и в стресс впадешь.

И вот заскучала наша королева Амальгама, заскучала, подумала:

– Чего бы Нам такого придумать?

И придумала. Хлопнула она в ладоши, позвонила в серебряный колокольчик и объявила сбежавшимся придворным:

– Мы высочайше постановили быть Покровительницей Искусств!

Вот так. Постановили. Это не трудно. Но ведь за постановления в веках не прославляют. Надо что-то и дальше постановлений делать. Например, их исполнять.

Вызвали тут в Королевский Замок всяких стенографисток, представителей дворянства и общественности, специалистов по чистым и особенно грязным политтехнологиям, а наутро, после экстренного ночного заседания кабинета министров, трубадуры, глашатаи, скороходы и прочие средства массовой информации разнесли по всему королевству такой вот Указ:

Объявляется

Е. К. В.

королевой Амальгамой

конкурс

на лучшее стихотворение

в честь

Е. К. В.

королевы Амальгамы!

Допускаются

к конкурсу все желающие,

а также

иностранные гости.

Победителя ждет все, что он ни пожелает,

и еще половина того же впридачу,

а также

Именной Королевский Унитаз

(действующая модель, масштаб 1:10)

из чистого золота!!!

Короче говоря, пошла соответствующая идеологическая обработка населения. Желающих, действительно, оказалось очень много; пришлось даже создать Авторитетную Комиссию под председательством Главного Критика Кляузиуса, которая отбирала финальную группу претендентов. Многих, конечно, пришлось отсеять сразу: представители низкого, так сказать, народа по своей природе не смогли, тасзать, возвыситься до королевского величия. Бытие, тассть, определяет сознание, но, гм-гм, сравнивать королеву, пардон, с «Курицей, Которая Нас Всех Сбирает Под Свое Крыло» или «Скалой, Которая Подпирает Мир», согласитесь, не совсем, тзть, изящно.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. За каждым финалистом посылалась стража во главе с начальником стражи Принципоном, так что все было строго и по закону. Так вот, пока стража колонной по три марширует по улицам Дилидона, я, памятуя о вопиющей несправедливости в современных сказках, поспешу рассказать об одном поэте, Антуане Нонсенсе, ибо его обязательно вызовут на высочайший конкурс – уж поверьте мне на слово.

Правда, поэта беднее его не найти во всей Тяпляпляндии, потому что он был Настоящим Поэтом. А так как он был Настоящим Поэтом, он никогда не унывал.

Был он женат, скажу прямо, и жил с женой своей, любимой Бегонией, на чердаке небольшого дома, недалеко от площади имени Летнего Солнцестояния, на улице Веселых Башмачников. Кстати, почему Веселых Башмачников, я объяснить не смогу. Ну, Башмачников – это ясно, но почему Веселых? Ну, Неунывающих Башмачников – более или менее, Башмачников Навеселе – куда ни шло, но Веселых – этого, простите, и я не знаю. Но это же сказка, а в сказке даже Сказочник ничего не знает, так что слушайте дальше.

Чердак выгодно отличается от других мест жилья тем, что в слуховое окно его днем просятся ветви деревьев, ночью заглядывают звезды, с него далеко видно, а главное – света вдоволь. Однако Бегония все время уверяла соседок, что она «с такой жизни света белого не видит», а Антуана Нонсенса попрекала тем, что он «не видит дальше собственного носа».

– Не муж, а одно наказание! – говорила она кресчендо в этот день. – У других мужья поэты как поэты, а этот!.. Другие в хоромах живут, гонорары женам на барельефы расходуют, а этот!.. Ну, куда ты дел последний аванс в гильдии писателей-менестрелей? Молчи, и так по глазам вижу – опять беднякам-пропойцам на площади раздарил… Ну, чего молчишь?