Илья Стефанов - Золотой ларец. Повесть рыбака Маруфа

XIV
А в стихах этих дальше поётся
(Это очень подходит к таким ):
«Айр твой кажется мне восковым:
Что ни делаю с ним я – он гнётся!»
Подходящее к дряхлым таким!
А в стихах то, что надо, поётся.

А в другой песне кто-то поёт:
«Нехороший мой айр и жестокий,
Не разит он в бою чернооких.
Когда сплю лишь, он бодро встаёт.
Когда ж встану, он спит, о жестокий!»
Старец, видно, такое поёт!»

XV
Безобразная шутка девицы
Разгневила купца-старшину.
Он, озлобясь, посредника пнул.
«О сквернейший! – кричал. – Сын блудницы!
Так при всех осмеять старшину!»
Да, остёр язычок у девицы!

Но посредник не должен грубить!
Он толкует ей жизни начала:
«На начальника ты накричала,
А начальников надо б любить…»
Но она: «Их бы вздёрнуть сначала,
А потом толстой палкой побить!»

XVI
А затем завела о продаже:
«Кто богатый, тот старый, увы!
А невольницы их в зле молвы.
Жизнь седого я сделаю ль краше?
И меня он – на рынок. Увы!
Он не даст мне согласье продажи.

И опять меня купит седой.
У него я работницей стану.
Но то вредно изящному стану!
Нет, посредник, помедлим, постой!
Торопиться с продажей не стану —
Мне не нужен хозяин седой!»

XVII
А посредник сказал: «Повинуюсь!»
И подвёл к старшине горожан.
Он сказал ей: «Моя госпожа,
Господин этот цену большую
Называл, обходя горожан.
Ты решай, я тебе повинуюсь».

Это был ещё крепкий старик.
Белый волос был в краске прекрасен.
Видом был он не слишком ужасен:
Так, нормальный разбойничий лик.
Чёрен волосом, мордою красен —
С виду был ещё крепкий старик!

XVIII
А невольница громко, в распевку:
«Видно, разумом ты повреждён!
Ты смотри! Продаёт меня он
Умирающему человеку!
Нет, твой разум, увы! повреждён! —
На весь рынок кричала в распевку. —

Бесноватый, подумай, постой,
Сколько можно ходить, торопиться
Между стен, что готовы свалиться,
Меж ифритов, сражённых звездой!
Не хочу к смерти я торопиться!
Ты подумай, посредник, постой!

XIX
В этом , видно, подделано всё,
Раз подделка проникла и в волос.
Моей участью пусть красит волос!
Эта краска с него не сойдёт!
Коль подделка проникла и в волос —
В нём, конечно, подделано всё!

Все седые,
и этот, и тот!!
У меня нет охоты к сединам!
Чтоб жила я с таким господином?!
Мне, живой, он набьёт хлопком рот!
У меня нет охоты к сединам!
Пусть провалятся – этот и тот!»

XX
Тут возник шум скандала-раздора.
Кулаками махал наш старик,
И посредник, издав слабый крик,
Вмиг лишился уюта-простора.
За живое задет был старик
И стал править делами раздора.

Он кричал, дав посреднику в нос:
«Как ты смел нас назвать дураками,
Осмеять нас пустыми словами!
О сквернейший, паршивый ты пёс!»
(Нет, не кличь дураков дураками,
Пострадать может в этом твой нос!)

XXI
А посредник наш сплюнул с досады
И подался с невольницей прочь.
Он ворчал: «Ты, бесовская дочь,
Нападаешь как тать из засады,
И – доходы и слава – всё прочь! —
Он кряхтел и краснел от досады. —

Ведь отныне меня все купцы
Будут знать как отродие злыдней.
Я не видел невольниц бесстыдней!
Коль меня все старшины-отцы
Посчитают отродием злыдней,
От меня отвернутся купцы!»

XXII
Но ещё не конец представленья!
Новый старец без жизненных сил
Пожелал, чтоб посредник спросил
О продаже. А страх ославленья?
На исходе лет жизни и сил
Нет, быть может, о том представленья.

А на спрос был мудрёный ответ:
«Об одном лишь спрошу старика я,
Вещь нужна небольшая такая.
Скажет «есть» – продавай, «нет» – так нет.
Подведи, допрошу старика я,
Вот тебе о продаже ответ».

XXIII
И посредник в надежде успеха
Взял, подвёл. И я слышу вопрос:
«Много ль в дом ты подушек принёс,
Начинённых кусочками меха?»
Странным мне показался вопрос,
Видно, будет купцу не до смеха.

А купец говорил ли скрипел:
«В доме много подобных подушек
От огромных до мелочь-игрушек.
А тебе для каких это дел?
В доме много различных подушек…» —
Так купец потихоньку скрипел.

XXIV
А она: «То – пустячное дело!
Мне ответить легко на вопрос:
Как заснёшь, я закрою твой нос
Той подушкой, и – дух вон из тела!
Для меня это лёгкий вопрос,
Мех в подушке ускорил бы дело.

Но вот нужно спросить у людей,
Пусть подскажут мне добрые люди,
Где подушек мы столько добудем,
Чтобы нос твой закрыть поплотней?
Он огромный: вошли б туда люди —
Мир остался б совсем без людей!»

XXV
Тут, предвидя всю сцену-картину,
Что затем разыграться должна,
Взвыл посредник: «Ты мне не нужна!
Всё! Идём к твоему господину!
Эта выходка снова должна
Всю испортить торговли картину!»

И добавил: «Достаточно с нас!
Всех ты здесь, оскорбив, огорчила,
Всех купцов против нас ополчила!
Хотя вид твой и радует глаз,
Твоя вежливость всех огорчила.
И доход не порадовал нас!»

XXVI
Они шли близ меня, торопились
(Шаг широк, коль со злом говорят).
Вдруг упал на меня её взгляд,
И глаза на моих заискрились.
А мои, вняв, что им говорят,
Отвечать, вопрошать торопились.

Шаг замедлив, невольница вслух
У посредника тихо спросила:
«Тот купец, в ком и статность, и сила,
Прибавлял ли к цене?» И мой дух
Был смущён. Она тихо спросила,
Но ведь весь обращён был я в слух!

XXVII
«Тот купец?
О царица красавиц!
Он сидел, наблюдал в стороне,
Не давал он прибавки к цене,
Чтоб тебя ещё больше прославить.
Он нездешний, в его стороне,
Видно, так не торгуют красавиц».

А она перстень с пальца долой
И ему: «Я тебя огорчила,
Но смотри, с кем я б сердце лечила.
Если купит меня, перстень твой!
Жизнь моя до сих пор лишь горчила,
Но теперь горечь с сердца долой!»

XXVIII
Вот она уж близка, уже рядом,
И – лица красоты неземной
Подавился я чистой водой!
А невольница, радуясь взглядом,
Говорила негромко со мной,
Оказавшись вдруг ближе, чем рядом:

«Господин мой, взгляни на меня.
Все считают, что я чудо-диво.
Посмотри, разве я не красива?»
Я ответил: «Нет лучше тебя!»
Про себя возгласив: Что за диво?
Неужели влюбилась в меня!?

XXIX
А невольница: «Лжёшь ты, конечно.
Если думаешь так обо мне,
Почему не кричал о цене?
Ты ответил мне слишком поспешно.
Если б думал ты так обо мне,
То меня бы купил ты, конечно».

О мой Бог, о судьбина моя!
Не найдя в оправдание слова,
Слыша голос душевного зова,
В удивленьи, восторг не тая,
Я промолвил четыре лишь слова:
«Пусть невольница будет моя!»