Инна Фидянина-Зубкова - Думки девичьи горькия. запуталась девка я

Когда ты одна, ты похожа на бога:
до смерти совсем немного,
до славы четыре шага
и молодость не прошла.

Когда ты одна, ты богиня:
взгляд у тебя невинный,
и месть глубоко сидит —
затаилась, молчит, пыхтит.

Просто ты одна и немного
почувствовала себя богом,
прошлась по полям, по лугам
подумала: «Не отдам!»

Не отдашь ты поля и не надо!
Не отдашься – не в том преграда.
Есть на свете другая стена:
ты одна, и ты не видна,
к тебе никто не подступится.

Краска на стенке облупится.
С твоего дорогого лица
воду не пить. Ты б пошла
до людей осторожно
да сказала им: «Можно
потрогаю ваши жизни,
а также шальные мысли?»

И люди тебе ответят:
– Говорят, на том свете
трогать всё давно разрешается,
тебе там точно понравится!

Заберите меня, унесите —
на другие миры расселите:
душу на нежилую планету,
тело на ту, не на эту.

Ай, без тела меня оставьте —
на центральную площадь поставьте
и стихи читайте другие,
не мои, а какие-нибудь неземные:
про деревню, дом и корову,
да отлитую в бронзе Зубкову!

Если на свете ни жарко,
ни душно, а просто никак,
значит, вас уже нет тут,
вы дух, вы призрак, пустяк.

Тихо душа уходила.
– Ты куда? «Не вернусь уже.»
– Постой, ты что-то забыла!
«Совесть? Она при мне.»

А на свете было и жарко,
и душно, и холодно так!
Солнце светило ярко.

Я шла на работу (пустяк),
говорила, ждала чего-то,
как будто смерти самой,
вглядывалась: где врёте
совести светлой самой?

И болела завистью чёрной
к той ушедшей душе.
Одно радовало – её не запомнят,
а будут рыдать обо мне!

Хорошо, что я никого не любила,
а иначе б
любовью загадила всю квартиру,
и думала: как бы раздеться,
а потом красиво одеться
и стишок написать скорее
о любимом (он всех милее)!

Читая стихи эти, милый
меня за них и пилил бы,
а после бросил навсегда:
– Не надо о сексе писать!

А я бы плакала
и писала воспоминания
о прошлых связях,
юношах, их признаниях.
Ну или признания придумала.

Как хорошо, что давно я плюнула
на эту любовь распроклятую.
Пойду лучше на митинг —
драться с ребятами!

Кто любовью не грешил,
говорят, тот и не жил.
А кто грешить сильно любил,
тот недолго, кстати, жил.

«Где же найти нам середину,
чтобы Гриши, Саши, Димы
долго жили на планете
и рождались у них дети?» —
долго думала я
и случайно понесла.

«Сын родится – космонавт,
дочь – отцу меня не сдаст!» —
вот так я и решила,
а значит, не грешила.

Ну и что, что я такая?
Мама говорит: «Родная!»
И что ей, мамке, пожелать?
Меньше знать и дольше спать!

И куда бы ты ни пошёл: направо или налево,
кругом только она одна, твоя королева.

От неё некуда деться!
Ты не можешь даже раздеться
без её обжигающих глаз.

Вот смотрит она сейчас
и думает думу дурную:
«Он меня не достоин, я его не ревную», —