Юрий Пашанин - Заячья амнезия. Сказки

Воровать красавиц моду
Взял горбатый Квазимодо.
Квазимодо хоть дебил,
«Это» делать он любил.

Не неся заботы бремя,
Квазимодо жил в гареме.
Хоть коморка и тесна,
Не давал гарему сна.

День и ночь на Квазимодо
Много «парилось» народа -
Кто-то жарил, кто-то шил,
Кто-то с ним собой грешил.

И когда же свет прольётся?
Не любовь нужна уродцу.
Сердца в случае любом
Нет в уродце под горбом.

Чтоб нести друг другу чушь,
Есть в лесу далёком глушь.
Где-то в той лесной глуши
Мутят воду плохиши.

В эту глушь лишь ведом путь
Тем, кто хочет обмануть.
Там не ловят с неба манн.
Там чинят они обман.

Водят за нос без конца
Кто-то мать, а кто отца.
Побездельничав часок,
Пожирней берут кусок.

Интерес их однобок.
Будто змей шипят клубок.
А вернутся из глуши,
Снова зайки-малыши.

Не её работы зона,
У неё теперь газон,
Но Косилка для газона
Косит луг второй сезон.

С виду тот газон просторный,
Только травка там скудна.
Хоть Косилка жнёт упорно,
Но работа не видна.

Луг всегда травой обилен,
Век могла косить бы здесь,
Но с мощой проблемы были.
А к чему «из кожи лезть»?

Своего престижа ради
И поломок избежать,
Луг оставила, не глядя,
Чтоб траву газона жать.

У Косилки ностальгия,
Давят грузом времена.
Хоть газоны есть другие,
На лугу видней она.

Вот опять трава полезла,
В зелень луг весной попёр,
И Косилка всем железом
Давит луг во весь опор.

У Зайчихи в норке тихо —
Муж ушёл к другой зайчихе.
Хорошо теперь одной
Наслаждаться тишиной.

В стирку мех никто не бросит
И никто пожрать не спросит,
«Не коптит» никто жильё
И не трогает её.

Лето всё она не тужит
И совсем забыла мужа,
Но не тут-то было. Вдруг
В дверь раздался громкий стук.

В дрожь Зайчиха: «Кто же это?»
А за дверью муж с букетом
Говорит: «Привет, жена!
Для тебя цветочки. На!

Озабочен целый день я.
У тебя же день рожденья.
Прискакал поздравить я.
Мы же, как ни как, семья.

А ещё подарок устный —
Не смотри на вещи грустно.
Всё мне в жизни по плечу.
Нагуляюсь – прискачу».

От Зайчихи быстрым шагом
«Отвалил» косой зигзагом.
Хоть букет ей был к лицу,
Удивилась наглецу:

«Посмотрите – он с цветочком!»

Жизнь расставила все точки —
Ни к чему Зайчихе лгун
Этот заяц-попрыгун.

Окликнуло Мыло однажды Рубашку:
«Послушай, подруга! Прошло лишь два дня,
А ты оказалась такой замарашкой.
Давай-ка стираться опять у меня».

Рубашка в ответ не замедлила Мылу:
«Да что ты пристало к прохожим с утра?
К твоей чистоте я чего-то остыла.
Сама я решу, когда в стирку пора».

Но мыло своё: «Ты же запах, подружка,
Уже от себя оставляешь кругом.
Давай-ка немедленно в стирку и в сушку,
А после прогладим тебя утюгом».

Рубашка с упрёком: «Достали меня вы
Уже каждый день со своей чистотой!
Мне правила ваши теперь не по нраву.
Стираться и гладиться это отстой».

А Мыло опять: «Поумерь-ка гордыню
И гонор-то свой предъявлять погоди,
Ведь пота разводы спины посредине
И жирные пятна видны на груди».

Рубашка же злится: «Разводы и пятна?
Хоть сажа появится, мне всё равно!
От грязи и запаха даже приятно.
А быть замарашкой мечтала давно».

Рубашки опять домогается Мыло:
«Ведь были с тобой мы, Рубашка, друзья!
Смотрелась всегда ты прекрасно и мило,
И в этом, все знали, заслуга моя».

Рубашке годится причина любая,
Чтоб впредь находиться нестиранной ей.
Без стирки Рубашка теперь прозябает,
И нет у неё больше прежних друзей.

Спит в коробочке «старушка»
На верёвочках игрушка.
Спинка, плечи, ножки, ручки
Друг на дружке просто в кучке.
Разбудить решил подружку
Разговорчивый Петрушка.
Потянул её за нити:
«Как Вам спится, извините?

Появляться стали редко.
Станьте вновь марионеткой.
Разгоните тень сомнений —
Есть ли ход телодвижений?

Всем игрушкам интересно
Так ли гнётесь Вы прелестно,
Есть ли нужный ход суставам.
Лет-то вроде больше ста Вам».

И «старушка» заскрипела:
«Танцевала я и пела.
А теперь лежу немая,
Головы не поднимая.

Мне бы ручку, мне бы ножку
Шевельнул бы кто немножко.
Я хоть древняя старуха,
Не туга ещё на ухо.

Есть у ниточек захваты.
Их возьми-ка в руки с ватой
И подёргай, вот тогда я
Запляшу как молодая».

От движений нитей робких
Вышла кукла из коробки.
Управлялось тело плохо.
Стала кукла тихо охать.

Что задумано Петрушкой,
Всё проделала игрушка.
И пока кричали: «Браво!» —
Поскакал и он на славу.

Лишь настало время ночке,
Снова кукла в коробочке.
У «старушки» ностальгия
Вновь вершить дела благие.

Из резины надутая пышка
Без особенных внешних примет
На прилавке лежала Пустышка,
Всем в младенчестве нужный предмет.

В упаковке хорошего мало.
Тесноват для Пустышки мирок,
И, конечно, Пустышка не знала,
Как же мир за дверями широк.

Предсказуемо жизни теченье.
Хоть Пустышка лежала вчера,
Как и всё, по её назначенью
Применять наступила пора.

Всем известно, Пустышка – не соска,
Не течёт сквозь неё молоко.
Но болтаться резинкой неброской
У младенца во рту нелегко.

Что нужна иногда лишь малышке,
Не понятна ей истина та.
Напрягала резину Пустышка,
Чтоб не выскочить вдруг изо рта.

Хоть всего лишь два дня в колыбели
И зажёванной стала до дыр,
Появился в резиновом теле
Всё же маленький внутренний мир.

Колючка, вцепившись в собачий ошейник,
Родной поспешила оставить репейник.
Одобрив ошейник, устроившись там,
Колючка таскалась по злачным местам.