Артём Ершов - Мой голос здесь на несколько минут. Лирика

И он не мог забыть родные руки
В тот самый час – последний час его, —
Всё замерло, когда утихли звуки —
Что было в них? – Бессмертие само…

Парижский сплин и русская хандра.
Вино и слёзы с ночи до утра
Тонули в удушающем эфире.
Табачный дым. Рука тянулась к лире,
А муза, осквернённая, лежала
На белых простынях в глубинах зала…
Тебе, мой Бог, проклятия лились;
Душа кричала вслед: «Остановись!» —
Но я шёл в ад, и ад пришёл ко мне,
И пару строк, торжественных вдвойне,
Я прошептал: «Ты, милая, не рада
В моих глазах увидеть пламя ада?!»
Ответ был прост: «Хоть грешник, хоть святой,
Я жить и умереть хочу – с тобой».

Пытаясь скрыть на тёмном прошлом пятна,
Мы смазываем карту б/у-дня,
И голоса становятся невнятны:
Воспоминанья дюже неприятны
И по ночам так мучили меня,

Что мне казалось, будто чёрный ворон
Кричит над самым ухом: «Nevermore!»,
Пока мы мчались по Руси на скором
И ожидали санитарной зоны,
Но всюду – зона, значит, всё равно,

Где выходить из леса на морозе
В одну из тех студёных зимних пор,
Когда так много нас почило в бозе
(Об этом очень много было в прозе,
В стихах же – на другое был упор:

Там больше про крестьянку молодую,
Побитую на площади бичом, —
Поэт здесь хочет музу дорогую
Исполнить гнева за судьбу такую,
А Захер-Мазох вовсе не при чём),

Куда ни кинь, – заросшие могилы
В земле, на ней – заросшие умы,
Поля чудес и всюду – буратины,
А памятник, который ты воздвинул,
Давно уже стоит без головы,

Куда ни глянь, раскинулся широко
Родной простор, до боли удалой, —
А кто помянет старое, тех око
Отныне вечно будет одиноко,
А кто забудет, тем и два – долой.

С каждой ночью жить страшнее.
Всё короче срок.
Новой болью пламенея,
Отыщу спасенье где я?
Да и как творить, не веря
В силу этих строк?

День (хоть и весна) не краше:
Холоден и пуст —
Он ничуть не меньше страшен,
Пробирает до мурашек,
И в итоге только кашель
Вырвется из уст.

Хочешь новых ощущений —
Выгляни в окно:
В диком танце злые тени
По нечётным дням недели
В форме пламенных видений,
Скачут так легко…

Можно тоже в пляс пуститься —
Прямо босиком, —
От души повеселиться,
Вспомнить радостные лица,
Улыбнуться и забыться
В танце заводном…

Снова будет ночь бессонной,
И в преддверье дня,
Когда первые клаксоны
Загудят, когда застонут
Петли и такой знакомый
Лист календаря

Оборвётся, и прозрачным
Станет на заре
Тихий воздух, бывший мрачным
Ночью, одолев горячность,
Я найду листок невзрачный
На своём столе…

С каждой ночью всё страшнее.
Слаб и одинок,
Новой болью пламенея,
Отыщу спасенье где я?
Да и как творить, не веря
В силу этих строк?

От мира удалившийся святой
Был искушаем дьяволом в пустыне,
Бесстрашен пред проклятьями пустыми,
Смиренно совершая подвиг свой,
И бесами сомненья разрываем,
Шептал он в забытьи: «К Тебе взываем…», —
Садилось солнце, полная луна
Всё озаряла вдруг неясным светом,
То тут, то там виднелись силуэты —
Святой молился возле валуна.

Как ни были трудны его обеты,
Как он ни исполнял Твои заветы,
Борьбою был безумно измождён;
И бесы заходились диким лаем,
Когда он осознал, как им желаем
Порока путь, и был им побеждён…
И бесы, в дев прелестных обратившись,
Опутали его, и в нём угас
Свет истины, от тела отделившись…
Желал спасти других – себя не спас.

И он отдался дикому распутству,
О коем прежде помышлять не смел —
Презрев одно из множества напутствий,
Он прочие исполнить не сумел:
То расширяясь, то сужаясь снова,
Мир рушился вокруг того святого,
Который был отныне одержим;
И с каждым новым вздохом всё сильнее
Жить во грехе безумном вожделея,
Он становился для Тебя чужим…

Шли дни, его паденье продолжалось,
Возмездья время также приближалось;
И вот его душа – у адских врат:
«Напрасно ты, заблудшая, всё бьёшься,
Ты к истинному свету не вернёшься:
Твой искуситель стал тебе как брат;
С противником своим неоценённым
Свершил ты преступление черты», —
И возопил безумьем ослеплённый:
«Ты рядом был, всё это видел Ты!»

Всё сожжено: мосты и корабли,
И всё, что сердцу прежде было мило,
Покинуто, оставлено вдали,
На заселённой стороне залива.
А помнишь, как метели замели
В ту ночь, когда дано тобою было
То обещанье? как календари
Шептали тихо: «Жизнь проходит мимо»?
И вот он – остров, на краю земли
Стоящий одиноко, молчаливо,
Его Своей десницей осенил
Тот, Кто есть Жизнь, Тот, Кем всё в мире живо —
Его слова стоявший на мели
Корабль в эту гавань привели…

Скажи мне, в каком это было году? —
Мне память моя изменила внезапно…
Мы путь свой держали по тонкому льду
Навстречу неясному, зыбкому завтра,
И лёд под ногами трещал, как в огне
Поленья трещат, когда буйствует вьюга,
Рисует узоры мороз на окне,
А мы всё сильнее сжимали друг друга
В объятиях, двигаясь только вперёд…
Огромною трещиной взрезано небо
На глади воды – мы уходим под лёд,
Где тёмные воды, безмолвны и слепы,
Нас примут навеки… На эту тропу
Вступив, мы не в силах вернуться обратно.
Скажи мне, в каком это было году? —
Мне память моя изменила внезапно…

В этом мире даже звёзды гаснут —
Что же говорить о нас с тобой,
О мечтах и чаяньях напрасных,
Потонувших в стуже голубой?

В этом мире всё дотла сгорает —
Есть ли смысл ждать иной судьбы?
И о рае, и о вечном мае
Тщетны безутешные мольбы —

В этом мире вечна разве только
Вещь одна, и имя ей – печаль…
Не смотри в глаза мне, если горько,
И на мой вопрос не отвечай:

В этом мире есть цена молчанью —
Золото; а слову нет цены.
Терпкою студёною печалью
Мы упьёмся, блудные сыны…

Больше в мире нет подобной жажды,
Дьявольской и дикой, но родной,
Ибо ей охвачен будет каждый,
В чьей душе затеплился огонь, —

Тем огнём я сам давно пылаю,
Жаждой той безудержной горю…
Отчего же слух мой так ласкают
Крики птиц, встречающих зарю?..