Артём Ершов - Мой голос здесь на несколько минут. Лирика

Это были не звёзды. Я замер на минном поле.
Если двинуться в сторону – что ожидает, знать бы.
В бесконечных мечтаньях о счастье и лучшей доле
Что за разница – похороны иль свадьбы?

Это были не звёзды. Огромное море звуков,
Распластавшись вокруг, поглощало, клубясь волнами.
Либо станем посмешищами для внуков,
Либо, что ещё хуже, уже никогда не станем.

Это были не звёзды. Спаси меня, если хочешь.
Заставлять я не стану. И сам бы не спас, наверно.
На таком же костре посреди необъятной ночи
Стать прекрасной звездой – вот единственное, что верно.

От тяжких якорей меня убереги,
Дай мне свободно плыть в открытом море;
Что сказано – забудь, написано – сожги,
Дай мне покоя – вечного покоя!..

Я знаю ту тоску, которой ты живёшь,
Я сам ей жил, напрасною надеждой
На то, что, умерев, отчасти не умрёшь
И сможешь вечно рядом быть, как прежде,

Но это ложь, поверь; я понял это сам
И отпустил того, кто был так дорог,
Я дал ему уйти навстречу небесам,
И путь его отныне не был долог —

Свободный, без преград он ринулся на свет,
От здешней тьмы всё больше удаляясь…
Пойми, твоя тоска пойдёт ему во вред:
За уходящих яростно цепляясь,

Мы усложняем путь, мы замедляем им
Движение, предписанное роком,
И вот, на полпути к чужим или своим
Замрут они печально, одиноко,

Не в силах осознать причины новых бед,
И каждая слеза подобно камню,
Что брошен был ему – любимейшему! – вслед,
И день за днём летят они исправно…

Пусть от таких камней свободен будет путь,
К чему топить себя в бездонном горе;
Всё, что писал – сожги, всё, что сказал – забудь,
Дай мне покоя – вечного покоя!..

Всё тот же чёрный вечер, белый снег,
И я в одной из незнакомых комнат —
Случайный человек, один из тех,
Кого вослед за встречей не запомнят
И мимо, не задумавшись, пройдут.
В моё лицо не хочется вглядеться.
Мой голос здесь на несколько минут,
Но он едва ли громче стука сердца.
Мой взгляд направлен выше и левей
Любого взгляда, пойманного мною.
Я долго жил, укрывшись от людей,
И эту жизнь считал своей судьбою —
Но разве можно знать свою судьбу?
Познав, её ты забываешь снова,
Как по утрам вечернюю мольбу
Просящего о дарованье Слова…
Своя же мысль из незнакомых уст
Звучит острей и пробуждает память,
И разум вслед за ней во власти чувств
Написанное начинает править,
Вычёркивает за строкой строку
И, отсекая лишнее, выносит
На строгий суд свой гнев, любовь, тоску
И ждёт ответа – но о нём не просит…

На пороге мытарств и скитаний,
О незримом грядущем скорбя,
Утром ранним, в белёсом тумане,
Погляди на создания дня:

Вот по синему небу степенно
Проплывают на алый восток
Облака, из земли постепенно
Пробивается к свету росток,

Наливаются яблоки соком
В ласке солнечных тёплых лучей,
Шелестит на болоте осока
И журчит быстротечный ручей,

Где-то птица, проснувшись, взлетела
И несётся средь тонких ветвей,
Подставляет могучее тело
Под опавший листок муравей,

Всё куда-то торопится, мчится,
Но во всём – грациозность и стать,
Где-то учит волчонка волчица,
Как добычу в лесу отыскать, —

Эта вечная дикая гонка! —
Вспоминая раскрытую пасть,
Где-то учит зайчиха зайчонка,
Как в чужие клыки не попасть, —

Вечный бег! Как жесток он и сложен!
Всё живое стремится вперёд,
И лишь мы на мгновение можем
Замереть, посмотреть на полёт

Дикой птицы, на яблонь цветенье,
Аромат полной грудью вдохнуть —
Замереть, – но всего на мгновенье,
Чтобы снова отправиться в путь…

Существует игра под названьем «Тропою Орфея»:
Нужно двигаться прочь от объекта любви, по прямой,
Обернуться при этом нельзя: наказанье – потеря,
По условиям, тот, кого любишь, идёт за тобой
На таком расстоянии, что не слышны даже крики,
Побеждает же тот, кто пройдёт без сомненья весь путь…
Существует игра под названьем «Тропой Эвридики»:
Побеждает в ней тот, кто заставит Орфея взглянуть.

Устало гудели трамваи,
Стелился туман над водой.
Ты помнишь, как ангелы пали
Холодной бесснежной зимой?

Сорвались бесшумною тенью
В огромный котёл ледяной,
И крылья их стали метелью,
А взоры их стали зарёй.

Светили до первой капели,
А после был смех золотой —
Ты помнишь, как ангелы пели
С щемящей весенней тоской?

Те песни давно отзвенели,
Как камни, упавшие в пруд —
Ты помнишь? А ангелы верят,
Что не был напрасен их труд.

Что ни день, то новоселье:
Прежде – луч, а ныне – прах;
Чаю мёртвых воскресенья
К жизни в будущих веках.

Сосны снегом разоделись —
Не во сне, а наяву;
Лишь бы взоры нагляделись
В разлитую синеву.

Кто по лесу хороводит
Средь заснеженных ветвей,
Песню тихую заводит?
То ли ветер, то ли зверь.

Для чего из тьмы далёкой
Льётся песня, длится луч?
Дочь печали светлоокой,
Не зови меня, не мучь!..

Между смехом и плачем – слепая
Золотого и белого связь.
Неумелые крылья расправив,
Полетели не в небо, а в грязь.

Отражённое солнце, сверкая,
Разливалось, по лужам таясь.
Так о чём же ты плачешь, родная,
И смеёшься, чего-то стыдясь?

Что прочла ты в разорванном свитке?
Или пепел виной твоих слёз?
И в причудливой этой улыбке

Что таится: укор ли? вопрос?
Или шаг, что разлуку принёс,
Был жестокой и глупой ошибкой?

Куда ни кинь, я вижу снова,
Как обесценивается слово.
Раньше бывало:
В бреду ночном
Слово рождало
Новую мысль о будущном;
Или, умело вставленное во фразу,
Слово переменяло сразу
И положение говорящего
И отношение к нему слушающего, —
Раньше слово было живородящее,
А ныне вовсе и не слушаешь его:
В разговоре, где-нибудь на ходу,
Могут вместо слов различных два лица
Перекидываться чем-то вроде «ду-ду, ду-ду», —
Смысл от этого не меняется…
Слово сегодня как мячик – бросил и был таков.
Но из всех человеческих языков
Мне милее тот, на котором люди
Искренне сознаются в том, что друг друга любят,
Тот язык мне средь всех милее,
На котором попавший в беду жалеет
Другого такого, даже если его беда
Для этого первого – ерунда,
На нём говорящего всяк поймёт —
Необязателен перевод,
На нём, кто верит, зовёт богов
В минуты радости и печали, —
Из всех человеческих языков
Единый для всех – молчание.