Гомер - Илиада. Новый стихотворный перевод Аркадия Казанского

Утешаются; лишь Афродита с сынком. Поскорей {10}

Выручает его, и все беды одна отражает;

И сегодня от Смерти прикрыла всей грудью своей.

Но, всем ясно, победа Арея над ним, Менелая.

Поразмыслим, – такое событие чем нам кончать?

Снова злую войну и печальный раздор воздвигая, {15}

Иль возлюбленный мир меж народами нам увенчать?

Если это желательно всем, то никто не собьётся, —

Нерушимым здесь граду Приама владыки стоять,

И с Еленой аргивскою в дом Менелай возвернётся».

Так сказал, – и Афина, и Гера вздыхали, грустя, {20}

Только сели вдвоём. То троянам бедой обернётся.

Но Афина смолчала, – не молвила, слов не спустя,

Негодуя на Дия отца, и, свирепая, злобой душилась.

Гера ж гнева в груди не сдержала, кричит не шутя:

«Невозможный Кронид! Что так слово твоё поспешило? {25}

Хочешь сделать и труд мой ничтожным, и лишним мой пот,

Коим я обливалась? Уже всех коней истомила,

На погибель Приама и чад подымая народ.

Воля ваша; не все мы её из бессмертных одобрим!»

К негодующей, Зевс громовержец так слово ведёт: {30}

«О, презлая! Приам и Приамовы чада недобрым,

Чем таким согрешили, что ты непрестанно горишь, —

Илион, цитадель истребить разрушением скорбным?

Если сможешь, сквозь стены, врата, путь ты свой проторишь

И пожрёшь всех живых, и Приама, и всех Приамидов, {35}

И троянский народ, и тогда злобу ты утолишь!

Делай, что пожелаешь! Пусть горький наш спор, не в обиду,

Между мной и тобой навсегда не положит вражды.

И ещё скажу слово, а ты заруби не для виду:

«Если я, в пылу гнева, когда пожелаю беды, – {40}

Град разрушить, отчизну народов, любимых тобою, —

Гнев обуздывай свой ты тогда, не кори за труды!»

Град предать я тебе соглашусь, не согласный душою.

Под сияющим Солнцем, и звёздною твердью небес

Много видится градов, их дети Земли для нас строят; {45}

Илиона, священного града, милей сердцу нет,

И народа владыки Приама, царя скиптроносца.

Никогда мой алтарь не лишался там жертв и чудес,

Возлияний и дыма; такая нам честь, богоносцам!»

Вновь ему ясноокая Гера богиня твердит: {50}

«Для меня три ахейские града любимы, как сёстры, —

Город Аргос, Микены и Спарта, в холмах что стоит.

Истреби их, когда для тебя ненавистными будут!

Не вступаюсь за них, на тебя враждовать мне претит.

Сколько в гневе моем истребленью противиться буду, {55}

Не успею я в гневе, – сильнейший меж нами ведь ты.

Но труды и мои оставаться должны ли под спудом?

Божество я, как ты, из единого рода мечты;

И богиня старейшая, дочь хитроумного Крона.

Славой просто горжусь, что сестрой, и супругою ты {60}

Называешь меня, – ты, кого средь бессмертных корона.

Но, оставим вражду, и, смиряясь, мой милый супруг,

Нынче оба уступим, урок дав хорошего тона

Всем бессмертным богам. Повели-ка Афине, мой друг, —

Мчаться быстро к войне замеревшей троян и ахеян; {65}

Пусть она искусит, чтоб ахеян, чья слава, здесь, вдруг,

Оскорбили сыны Трои первыми, клятву развеяв!»

Говорила, – и внял ей бессмертных и смертных отец.

Речь крылатую он устремляет к Афине скорее:

«Мчись быстрее к троян и ахеян полкам, молодец; {70}

Искушай, и успей, чтобы славою гордых ахеян

Оскорбили сыны Трои первыми, клятве конец!»

Так сказал, – и Афина, пылавшая вся, не жалея,

Бурно мчится, с Олимпа высокого бросясь к земле.

Как большой метеор от Кронида, весь в искрах рассеян, {75}

Во знаменье пловцам, или ратям народов, во мгле

Мчится ярко; Вокруг из него без числа сыплют искры, —

В этом виде Паллада Афина стремится к земле,

Пав в средину полков. Изумленье обняло всех быстро, —

Храбрых всадников Трои, ахеян, закованных в сталь; {80}

Говорил не один тогда воин другому со смыслом:

«Час войне ненавистной и сече кровавой настал

Перед городом этим? Иль мир полагает меж нами

Зевс, что людям войну или мир положить пожелал?»

Шевеля так в рядах и троян, и ахеян губами. {85}

Дева, мужа троянца известного образ приняв,

Лаодока, сынка Антенора; там ходит кругами,

И, Пандара, подобного богу, кругом поспрошав,

Видит. Сам непорочный и доблестный сын Ликаона,

Здесь стоит, и при нём со щитами ряды, не спеша, {90}

Войско, шедшее с ним от Эзепа священного склона.

Ближе став, начинает крылатую речь устремлять:

«Ты послушен мне будешь, воинственный сын Ликаона?

Стрелкой грозной в царя Менелая посмеешь стрелять?

В Трое всех благодарностью, славой себя ты окружишь; {95}

Больше всех от царя Александра могучего взять, —

От него ты от первого дар знаменитый заслужишь,

Как увидит, что царь Менелай, сам великий Атрид,

Стрелкой смертной сражён, на костёр подымается, грустный.

Сделай дерзко! Убей Менелая, чья слава гремит; {100}

Но обет сотвори луконосцу ликийскому, Фебу, —

Первородных овец ему жертвой великой сули,

Как вернёшься в отеческий дом, в святой Зелий, под небо!»

Безрассудно Афина подвигла его, говоря.

Обнажил лук сверкающий, рог быстро скачущей серны, {105}

Дикой, сам он которую некогда в сердце, не зря,

Из засады, готовую с камня скакнуть, взял, снимая,

В грудь стрелой угодил, и на камень хребтом ударял.

На шестнадцать ладоней рога ото лба подымались.

Обработав искусно, сплотил рогодел их, согнув, {110}

Ярко полировал, весь лук золотом сплошь покрывая.

Лук блестящий готовил стрелец, тетиву натянув,

Опустив вниз; щитами его заградила дружина,

Опасаясь ахеян, противник чтоб не заглянул,

Прежде чем Менелай, сын Атрея, пронзён будет в спину. {115}

Сам же крышу колчанную поднял, и вынул стрелу

Оперённую, новую, чёрной источник кручины.

И к тугой тетиве приспособил он злую стрелу,

И, обет сотворя луконосцу Ликийскому, Фебу:

«Первородных овец принесу святой жертвой к столу, {120}

Как вернусь я в отеческий дом, в святой Зелий, под небо!»

Потянул он и уши стрелы, и воловую прядь

Дотянул до сосца, но до лука пернатой железо.

И едва круговидный, огромный свой лук он напряг, —

Заскрипел, тетива загудела, стрела полетела {125}

Жадно, остроконечная, в круг врагов сильных влетать.

Но тебя, Менелай, бросить дети небес не хотели,

Боги вечные, Дия сама светлоокая дочь

Пред тобой став, она запрещает стреле злой до тела

Прикасаться; как нежная мать, отразив, гонит прочь, {130}

Словно муху от мальчика, сном задремавшего сладким.

Направляет богиня туда, где застежки точь-в-точь

Бронь смыкали, и где представлялись двойною накладкой:

И стрела мощно, злая, в смыкание латы попав,

Просадила насквозь кузнецами откованный гладко {135}

Пояс лат, украшением пышный; пробила, устав,

И стального щитка, что у тела, для стрел сокрушенья,