Гомер - Илиада. Новый стихотворный перевод Аркадия Казанского

Если бог нам подаст стены крепкие Трои осилить!»

Враз к нему обратясь, Агамемнон орал: «Прекратить! {130}

Сколь ни доблестен ты, Ахиллес, равный обликом богу,

Не хитри, – не успеешь меня ни провесть, ни склонить.

Хочешь, чтоб обладал ты наградой, а я, выдав много,

Промолчал? И советуешь мне даром деву отдать?

Удовольствуют пусть новым призом ахейцы премного, – {135}

Сердцу милую, равным достоинством столь подобрать!

Если ж нет, я предстану тогда, из шатров сам исторгну

Хоть твою, Одиссея, Аякса, сумею забрать.

Сам исторгну, и горе тому, кто преступит дорогу!

Но об этом беседовать можем ещё мы потом. {140}

Ныне чёрный корабль спустим на море мы понемногу,

На нём жертву поставим, и сильных гребцов изберём;

Краснощёкую деву посадим на нём, Хрисеиду.

После сядет начальником муж благороднейший в нём, —

Сам Аякс, или Идоменей, Одиссей боговидный, {145}

Или сам ты, Пелид, из мужей в ополченье герой!

Иерея умилостивь к нам святой жертвой солидной!»

Прошипел Ахиллес быстроногий, глаз щуря грозой:

«О! Одетый бесстыдством, и с алчной, коварной душонкой!

Кто захочет твои повеления слушать порой? {150}

Кто с врагами тут храбро сразится в походе большом-ка?

Я пришел воевать здесь троянцев, закованных в сталь,

За тебя! Предо мною они не виновны нисколько!

Ни коней, ни быков из них ввек никто не похищал

В нашей Фтии счастливой; стада мои вольно пасутся; {155}

Плодородные нивы ведь нас разделяют, и даль,

Горы, крытые лесом, и море, где волны несутся.

За тебя мы пришли, веселим тебя, нашей рукой

Честь ища Менелаю с тобой, сукин сын, здесь все бьются!

Ты ж, бесстыдный, не ставишь троянцев, меня, ни во что; {160}

Угрожаешь и мне, что мою вдруг награду отнимут?

Драгоценнейший дар мне вручили, сам знаешь за что,

Подвиг чтя. Для тебя же неравно награды воспримут, —

Град троянский цветущий, когда разгромят все цари,

И тягчайшее бремя томительной брани поднимут {165}

Наши руки; всегда, как раздел всех даров, посмотри, —

Дар тебе богатейший; я с малым, приятным смиряюсь,

Утомлённый войной, ухожу я в свой стан до Зари.

Я во Фтию иду, в дом приятный скорей возвращаюсь

В чернобоких судах; отделюсь, унося с собой срам. {170}

Здесь добыч и богатства твой груз умножать не стараюсь!»

Быстро крикнул ему Агамемнон, подобный богам:

«Что ж, беги, если бегства ты жаждешь! Тебя не прошу я

Ради нас здесь остаться; другие здесь жаждут наград.

Честь окажет мне Зевс промыслитель, и честь окажу я. {175}

Средь царей ненавистнейший мне ты, питомцев богов!

Лишь тебе и приятны раздоры, ты споришь, враждуя.

Ты могуч, знаменит; но всё то дарованье богов.

С кораблями беги, и с дружиной в свой дом возвращайся,

Мирмидонцами властвуй! Заботы мне нет, дорогой! {180}

Гнев вменяю в ничто, и грожу я, – мне не попадайся!

Аполлон Феб велит, Хрисеиду чтоб я возвратил?

Возвращу, – в корабле, и с дружиной моей, не старайся!

Но к тебе я приду, Брисеиду возьму; не простил

Я обиду, награду твою отбираю, чтоб ясно {185}

Всем настало, сколь властью я выше тебя, и сверх сил

Не пытайся верстаться со мною, как равный, напрасно!»

Так сказал. Стало горько Пелиду, – могучий герой

В волосатой груди сердце мыслями рвал на два страстно, —

Или, вытащив меч от бедра тяжкий, кованый, злой, {190}

Встречных всех рассыпая, Атрида ударить наверно,

Иль, свирепство смирив, обуздать души бешеный строй?

И, как думы взялись рвать и разум, и душу без меры;

Страшный меч из ножон извлекал он, – Афина, слетев

От Олимпа, – послала её белокурая Гера, {195}

Сердцем нежно храня двух героев; богиня затем

Став за спину, хватает Пелида за мощные плечи,

Лишь ему появившись, но в сходе незримая всем.

Ахиллес, обратясь, ужаснулся. Узнал он, конечно,

Лик Паллады Афины, – огнём страшным очи горят. {200}

Повернувшись лицом, устремил к ней крылатые речи:

«Что ты, Диева дочь, к нам спустилась с небес? Говорят, —

Агамемнона видеть Атрида ты хочешь, героя?

Говорю я тебе, и речённое руки свершат, —

Скоро смертный гордынею душу в огне упокоит!» {205}

Ясноокая дева Афина шипит: «Ты постой!

Бурный Гнев укроти, ты бессмертным богам будь покорен!

Белокурая Гера послала меня за тобой.

Вас обоих и любит, и хочет спасти, несомненно.

Ты закончи раздор, прогони Гнев из сердца свой злой; {210}

Гневным словом язви, но обидой не тешься надменно.

Предрекаю тебе, скоро будет исполнено там, —

Люди трижды дарами большими тебе, непременно,

За Обиду заплатят; смирись, повинуйся богам!»

Обращаясь к ней вновь, говорит Ахиллес, покоряясь: {215}

«Повеления ваши, богиня, к смирению нам!

Да, покорность полезнее, пламенный Гнев тот смиряет,

Кто покорен богам, – тот всегда и свободен, и прав!»

И, огромный свой меч, покорясь, в ножны он убирает,

С рукояти серебряной мощную руку отняв, {220}

Покоряясь Афины словам. Та возносится снова,

На Олимп, в дом небесного Дия, там чашу приняв.

Но не сдерживал слова Пелид быстроногий, суровый.

Про Атрида шипит, не стараясь обуздывать свист:

«Мех с вином, сукин сын, он дрожит, хуже шавки дворовой! {225}

Он боится в сраженье вставать перед войском, артист,

И пойти на засаду, сидеть меж ахеян под древом,

Никогда не дерзнёт, – страхом смерти трясётся, как лист.

Сто крат лучше по стану ахеян, направо, налево,

Грабить приз у того, кто ему прекословить решит. {230}

Пожиратель народа! Воистину, царь из нелепых;

Тот Атрид нанести смеет крайнюю мне из обид?

Говорю, – и великою клятвой зарок освящённый, —

Этим скиптром клянусь, что ветвей и листов не растит,

И не пустит; от корня в высоких горах отсечённый, {235}

Вновь не вырастет! Листья придёт золотые ковать

Благородный кузнец, – и, мужами ахеян почтённый,

Держат судьи в руках, стражи, Дия что могут позвать!

Скиптр тебе пред ахейцами будет свидетелем взвешен, —

Будет время, – ахеян сыны Ахиллеса призвать {240}

Пожелают. Ты будешь бессилен, крушась, безутешен,

Помощь дать всей толпе, когда Гектор, убийца большой,

Свергнет в прах их; душой ты своей истерзаешься, бешен,

Что ахейца храбрейшего так обесславил душой!»

Так промолвил Пелид, и свой скиптр бросил прямо на землю, {245}

Золотыми гвоздями блеснувший. К царям царь ушёл,

Но Атрид там свирепствовал, сидя. Тут Нестор поднялся,

Громогласный оратор пилосский; к царям молодым

Обратился с речами, – из уст вещих мёд разливался.

Современников два поколенья уже, словно дым, {250}

Скрылись, некогда жившие с ним, и с землёй распрощались;

В пышном Пилосе третье уж племя царь правит седым.

Благомыслия полон, советует им и вещает: