Надежда Игнатьева - Заоблачный полёт. Избранные стихи

Не подрезай ты крылья у души,
Хоть строчки кривы, всё же не спеши
Критиковать и умничать, дерзни —
Садись и сам хоть что-то сочини.

Мой отец мне в детстве пел про Костю,
Из Одессы Костю-моряка,
Что шаланды, полные кефали
Приводил он в порт издалека.
Детство вдаль умчалось, словно мячик,
Но мотив той песенки простой
Как и сам рыбак весёлый Костя
По пятам, как тень, идёт за мной.
И когда мой разум склонен к злости,
И когда на сердце вдруг тоска,
Вспоминаю песенку про Костю,
Из Одессы Костю моряка.
И напев тот, словно провидение,
Шёл за мной по жизни, как мечта.
И каштаном – сказочным виденьем
Ивы куст казался неспроста.
Лодки, как рыбацкие шаланды
Режут килем волны на пруду…
Взрослой жизни пела серенады,
А теперь из детства не уйду.

Библиотекари – последние святые
На богами отвергнутой Руси,
И в мир наш, где господствует насилье
Им разум предначертано нести.
Средь моря книг плывут легко и просто-
Толстой и Пушкин, Паустовский, Фет…
Маршрут знаком, а цель ребром и остро —
Родной культуры не погаснет свет.
И как бы нынче книгу не теснили
Кино, TV, компьютер, Интернет,
Живёт язык, а вместе с ним Россия
И будет так ещё немало лет.
Бесспорно веря в книжные святыни,
Несут добро и вечных знаний свет
Библиотекари – последние святые;
«Блажен, кто верует!» – мудрей не
скажешь, нет!

Учили раньше скромности меня,
Но лучше было, если б не учили:
Воспитывая, хая и браня,
Вы что-то там в душе моей убили…

Спасибо вам за всё, учителя —
Науки преподносите прекрасно-
Я помню, кто такой Эмиль Золя
И физику учила не напрасно.

Со школьной формы с кружевом вверху,
С большой любви к великому Уралу,
Пошло моё влечение ко стиху,
К поэзии, не много и не мало.

Писать пишу, но взять и прочитать
Мне кажется каким-то преступленьем.
И не блистать, а только бормотать
Могу с неподдающимся томленьем.

Закралась робость, сердце леденя —
Давно свободу в клетку заточили —
Учили раньше скромности меня,
Но лучше было, если б не учили.

Стихам названия звучные давать
Лишь Бог имеет право, не поэты.
Работа это трудная, видать,
Поэтам не под силу как-то это.

И если вижу «Леночке» – вот честь!
(да нет, название, в общем-то, отличное)
Я даже не решусь его прочесть,
А вдруг там что-то очень-очень личное.

Дожди осенние
Любовь несчастная
Глаза печальные
Пора ненастная

Сердечко ёкает
Душа волнуется
Я одинокая
На темной улице

Ни зги не видимо
Бегу с оглядкою
Тащу обиды все
Мостками шаткими

Мне б скинуть в воду их —
Прилипли намертво
А болью слов твоих
Я вся изранена

Искровоточена
Перекалечена
Как червоточина
Внутри картечина

Тоска бескрылая
Печалью гложется
Парить бы с силою
Но уж не можется

«Я раньше очень скромным был,
Молчал и не болтал напрасно,
С плеча ни разу не рубил,
И чувствовал себя прекрасно.
Теперь, что вижу – говорю,
Не церемонясь, поругаю.
Любому, даже бунтарю
Великодушно «навтыкаю».
И хоть давление вверх ползёт,
И кости ломит к непогоде,
Но смелость города берёт,
А правда ценится в народе!».
Вояка наш и правдолюб —
Шустрее Роспотребнадзора —
Надёрнул старенький тулуп…
Дедуле восемьдесят скоро.

Я не мошка, мотылек или букашка,
Но порою стать мне хочется жучком
И забиться неприметным таракашкой
В щель за плинтус и сидеть там день за днем.
Ни закатов, ни восходов – лишь бы тихо,
Мне бы только, чтобы тихо и темно.
Нет, я вовсе не какая-то трусиха.
Просто отдыха мне хочется давно.
Отсидеться, отлежаться, отваляться,
Отдохнуть от бренной этой суеты,
А потом почистить крылья и ворваться
В эту жизнь с полета или с высоты.
Камнем с неба, пусть мне больно – я живая!!!
Силы столько, что чуть-чуть и я взорвусь.
Я смогу, я все смогу, я не сломаюсь.
Дайте срок, я только в щелке отсижусь.

Хочу, чтоб написали мне письмо,
Простое, на линованном листочке.
Чтоб в ящике оно нашлось само —
В нём маминой рукой округлый почерк.

Знакомый каждой буквы завиток,
А между строк – тревожусь и скучаю.
Ты, мама, подожди еще чуток,
Приеду скоро, сессию кончаю.

А из конверта домом опахнёт:
Родной до боли, несравненный запах.
Он сердце так тихонечко сожмёт,
Мне б силы, чтоб, чуть-чуть, и не заплакать…

Посланье то хочу держать в руках.
Всё помню! Но таков закон природы,
Что письма на линованных листках
Не так давно совсем ушли из моды.

Хотя прошло всего-то ничего
Каких-то тридцать быстротечных вёсен.
У вечности нет слов… ни одного…
И мамы больше нет… и дом заброшен.

Все то, что было создано народом,
Тянувшим лямку не единый век,
ПрадЕдов наших детища – заводы,
Решил порушить «богочеловек».
Сравнять с землёй труд целых поколений,
Династий гордость на куски порвать…
А всё из-за своей глубокой лени:
Ломать не строить, строить – не ломать…
Заложники, каких-то там, амбиций,
Иваны, не почтившие родства,
Чьи дети дом заводят за границей,
Чья вера в Русь и Родину мертва,
Вы росчерком пера самовлюблённым
Прикончили грядущие года:
По всем канонам, логики законам
Без фабрик вымирают города…
За злым бесчинством стройной вереницей
Пошли банкротства, распри, дележи…
Железо будем брать мы за границей
И дальше жить в забвении и лжи.

Далёкий сорок первый,
Чуть отцвела весна,
И лето долгожданное настало.
Июньским ранним утром
Скончалась тишина,
И по земле разруха зашагала.
А люди уповали,
Что это не всерьёз,
Что день-другой
И выгоним врага мы.
Ведь Левитан (ты слышал?)
Сегодня произнёс,
Что все равно Победа будет с нами!
Да он и не ошибся —
Мы выстояли вновь,
Но длилась та война
Четыре года,
Оставив пепелища
От наших городов
Да след кровавый павшего народа.
И двадцать миллионов,
Отдавших жизнь за нас
Сейчас следят из вечности сурово:
«Неужто умирали
Мы в тех боях за вас,
Чтоб вы могли в войну
Ввязаться снова?»
Коварный враг не дремлет,
Россия для него
Как лакомый кусочек для Иуды.
Взывают души павших
И просят одного:
Нам Третьей мировой
Не надо, люди!