Павел Манжос - Парнасография. Смехотворения

Нет вроде у козлов желёз молочных,

И струй из них не выжмешь многосочных, —

Всё верно. Но преданье есть такое

И про козлиное сам слышал молоко я

(Так древние учили мудрецы):

Есть смысл сдавить козлиные сосцы.

Конечно же, найти их не мешало б,

Но, коль искать без скепсиса и жалоб,

С задачей этой сложной можно сдюжить,

И где-то в складках меха обнаружить,

И, хорошенько сжав и потянув,

Удастся каплю выдоить одну.

И, будь купец ты, царь ли, тварь ли, раб ли,

Вмиг возрастёшь умом от этой капли,

И трудных дел перелопатишь груду,

И в чём-то станешь сам подобен чуду.

Века текли прекрасно и легко,

Как тех козлов святое молоко.

Но есть конец и доброму примеру:

Священные козлы сменили веру,

А вместе с ними – дояры-доярки

(Да, всё не вдруг, и были споры жарки),

В итоге (не хватай за локоть, кум!)

От млечных доз народ утратил ум.

С тех давних пор, безумные доныне,

Мы прозябаем в хлуде да в мякине

И мямлим всё мечтательней и чутче,

Что жизнь не та, что раньше было лучше,

Крепки умом на слабые узлы,

А всё они – вонючие козлы!

Мораль? Что проку уж от той морали!

Пускай козлы воспеты в пасторали,

Мы – не козлы, козлы – не мы, но всё же

Козлы – на ложе. Мы же – на рогоже.

И до сих пор – впитавши грех отцов —

Мы пленники козлиных тех сосцов.

Украинского языка нет.

Бассерман

Во субботу, утром рано,

Просыпаюсь как-то раз —

Нет собаки Бассермана…

Где же сраный помидор?

Может, в Кремль ушёл на базу?

Может, лазит по делам?

Целый день искал заразу —

Нет, хоть тресни пополам!

А на утро в интернете

Я заделал дабл-клик:

Вот он, в красочном сюжете,

Длинный высунул язык!

И улыбкой широченной

Обласкал весь мир в 3 D

И сказал: «Я дуже вченый,

Хош мэнэ нэма нидэ…»

Ах, нет души, и Бога нет,

И звёзды… Нет, не аметисты.

Мы знаем всё про белый свет,

С пелёнок самых атеисты.

И не пьянит нас высота,

И не страшат нас катаклизмы,

И слишком чётко неспроста

В нас бьются биомеханизмы.

Иной ушёл в водковорот,

Она распущена, растлен он,

Орёт: «За Сталина!» урод,

Другой смердит: «Вот встал бы Ленин!»

Церквями полнится страна,

Пред служкой стягивает шапку,

Но нет страшнее веруна,

Что за Христа порвёт, как тряпку.

Безмозглый быдлоконтингент!

Твоё вместилище – помойка,

Твой президент – Грядущий Мент

И с перепоя перестройка.

По всей стране – борьба со здравым смыслом

За чистоту непрочного ума:

Один – под шприц, тот тонет в пойле кислом,

Удел иных – бесхлебная сума.

Да, есть и те, кто борется за сферы

Влияния и за влиянье сфер,

Их здравый смысл – подставы и аферы,

Моло́х да Бафомет, да Люцифер.

Играют киллеры в подъездах на «Беретте»,

Где раньше пел дворовый менестрель.

Все борются на всём на белом свете —

С дворцом – шалаш, с гостиницей – отель.

А были дни – безусые мальчишки

Вгрызались в том, забыв о кутеже,

Но знаем мы уже не понаслышке:

Ж… есть борьба. Борьба же – это ж…

Есть такая слепая наука,

От которой земле злая мука:

Всех лишает ума и здоровья,

А зовётся она – баснословие.

И Европа, Америка, Азия,

Поклоняются до безобразия

Её выводам и положениям

С чувствожаром и умоброжением.

Вот глаголет подобье ханурика,

Что, мол, Русь происходит от Рюрика,

Что крещенье Владимира – благо

И про необходимость Гулага.

Врёт какой-то индиец горластый

Про основы деленья на касты,

Тот, в делах и сужденьях неистов,

В личных бедах винит сионистов.

Врёт в буддийских учениях лоций

Об отказе от чувств и эмоций,

И зовёт вероложец незваный,

В вечный мир внежеланной нирваны.

Пишет некий пиит петербургский,

Очень гордый, что в принципе – русский:

«Царь был добрый, он спас морехода»,

И… плевать, что забил полнарода.

Кто-то впавший в витийство и жречество

Врёт, что Сталин – спаситель Отечества…

Как заутреням, как и обедням,

Несть конца баснословия бредням.

И орут, и визжат до истерики

Про злодейства и козни Америки,

И про выбор Адама греховный,

И про Запад, такой бездуховный.

Не мирами – да хрен бы и прах с ними —

Правят черти мозгами несчастными!

Всё, что взял ты, и всё, что припас я

Вместо мысли, – коварная басня.

И, когда призовёт нас Всевышний

На Свой суд… нет, братишка, шалишь, мы

И тогда осознать не сумеем,

Что доверились басням-бредеям.

Я знаю, откуда бессилье

И всё почему так неровно:

Развитию мысли в России

Препятствуют старые брёвна.

Из всех невеликих традиций

Одна воцарилась нетленно,

Где мысль не успеет родится —

А ей уж готово полено.

Веками над мыслью корпели,

Насупивши сивые брови, —

И ныне потеют артели

Над выделкой мысленных брёвен.

О, дерево! Ты ль не хранитель

Отеческой памяти древлей?

И, памяти бережный житель,

Я слышу, что шепчут дереввья!

Но соки древесные губит

Привычка людей к грабежу —

Веками: «Оттец-то, слышь, рубит»,

Веками: «А я отвожу».

Милый серпентарий!

Мучаются гады.

Моему приходу,

Сволочи, не рады.

Я им всем киваю,

Я их понимаю:

Ведь людей добрее

Пауки да змеи.

С умным в Отчизне ведется борьба,

Умному не улыбнётся судьба.

Умный всегда – с основанья веков —

На подозренье в стране дураков.

Брат! Если ты семи пядей во лбу,

Не прогневи многознаньем судьбу —

В меру задумайся, в меру блесни,

И да продлят небеса твои дни!

Научилась писать обезьяна

Песни, повести, клипы, стихи.

Нет, конечно же, – не без изъяна

(И немало несла чепухи),

Но с напором и остервененьем

Пьесы, фильмы, поэмы, эссе,

Обращаясь к иным поколеньям,

Вдохновенный творил шимпанзе.

И уже не поймут – чушь ли, толк ли,

Может быть, это Дарвина внук?

Даже критики вмиг приумолкли,

Видя плод четырёх этих рук.

Дальше – больше. Романы, рулады

Повертев, как очки, на хвосте,

Взялся кум за дела и доклады,

Был и тут на большой высоте.

Да, не всем удаётся головкам

Молоко извлекать из строки:

Фарт приходит к сметливым и ловким —

Кто играет в четыре руки!

И уже в государственной спальне

В доску свой наш по разуму брат,

Пробираясь во власть, как по пальме,

Приобрёл он и деньги, и блат.

Без особого тихого стука

Уж не примет проныра-делец,