Павел Манжос - Парнасография. Смехотворения

Неонтьева и Шоловьёва

На телеэкранные рожи!

О том я твержу неустанно:

От дури и духоистленья,

О, электорат быдлостана!

Не будет тебе исцеленья.

Экраном твой мозг отутюжен,

И суть твоя – в ядерной бомбе.

О, как ты правителям нужен,

Безумного времени зомби!

Я зэк, заключённый Земли.

Планета мне стала острогом.

Меня на неё упекли

За то, что поссорился с Богом.

Он первых людей обманул —

Я выступил против обмана.

Три ангела – на караул

И взяли меня, хулигана.

А я Саваофу кричал:

«Не будет путя из неправды!

Ты Бог, Ты Начало Начал,

Так что же в Начале не прав ты?»

А Он лишь рукой помахал:

«Бессмертие ты проворонишь!

За дурь твою, мерзкий нахал,

Сошлю тебя в город Воронеж».

И вот я кручусь, как в аду,

По битым хожу тротуарам,

Грущу, как в снегу какаду,

Но сослан я, видно, недаром.

Здесь каждый второй – наркоман

Без маковой сонной соломки.

Здесь колют и курят обман,

И жутки великие ломки.

Здесь бред изрыгает ворьё,

Посулы варя, как варенье,

И льётся, и пьётся враньё,

С экрана струя испаренья.

И пичкают зельем лихим

Министры, кухарки и шлюхи;

Немой здесь – почти серафим,

И праведник здесь – тугоухий.

Собрал я три пальца в щепоть —

Я больше перечить не стану.

Ты прав был, великий Господь:

Не могут они без обману!

Неоднозначная эпоха

Дела устроила неплохо:

Была «Купальщица с веслом»,

А стала девушка с шестом.

Душа опять полна вопросов,

Жизнь перестала окрылять:

Мне ближе горестный философ,

Чем жизнерадостная б…».

Как завёлся в Думе барабашка:

То кричит, то стонет, то вздыхает,

А когда простудится, бедняжка, —

Кашляет, сморкается, чихает.

На чиханье весело оскалясь,

Чинари откладывали дело:

Поначалу круто развлекались,

Но потом им это надоело.

Да и грипп повыкосил, зараза,

Депутатов – так, наверно, с триста.

Раз-другой, потом ещё три раза…

И позвали в Думу экзорциста.

И пришёл, крестом блестя на пузе,

Спецагент гундявый с видом бравым.

С коим впору думать о союзе

Не с небесным царством, а с Минздравом.

Помахал в рядах своим кадилом,

Оглядел вместилище несыто —

Обернулся спикер крокодилом,

А у думцев выросли копыта.

Да и сам из рясы хвост чертячий

Вынул, как на грех, служитель культа,

А поток речей, адски горячий,

Доводил всю прессу до инсульта.

Запах серы разливался знатно,

Роснадзор задумывался тяжко,

Но зато, поздоровев внезапно,

Хохотал под люстрой барабашка.

Приходя в политику, не играйте в дрист!

Не правоцентристский я левоуклонист.

Радикал умеренный, архолиберал?

Господа, об это я рук не замарал!

Пальцы однозначные Вольфыч кажет пусть,

ВВП раздваивать – есть смешная грусть,

Лицемеры стаями прут под гордый стяг,

«Рынок управляемый» строя на костях.

Только крик политиков, право, ни к чему!

Было бы у нытиков всё да по уму!

И ещё у критиков выжить был бы шанс,

Между тьмой и светом бы выдержать баланс!

Но пока политики нет в моей стране —

Лишь козлы с мигалками с чёртом наравне.

И молюсь я, бросивши взгляд со стороны,

Чтобы в год Козла пожить дали без войны…

Величав и одинок, руки простирает йог,

Глядя на восток.

Р. Тагор (пер. В. Тушновой)

В позе лотоса безмятежной,

Отрешённый от всех тревог,

По тибетской долине снежной

В грёзах носится голый йог.

А долина кругла, как блюдце,

А над кряжами – свет планет.

До зарплаты, до революций

И до нас ему дела нет.

Может, прав он, чурбан отпетый,

В отрешённом скрещенье ног?

Может, двинем на те планеты,

Где с души не берут налог?

В мире вечном, что вечно ждёт нас,

Наглядимся на звёзды всласть…

Ну же, граждане! В позу «Лотос»! —

Пусть помается с нами власть!

Сосед-то! Не пьё, не куря,

нигде не работая. А смирный!..

Наверно, дурак!

Из подслушанного разговора.

…А в идиотах что-то есть,

Не подтверждённое наукой!

Знакома им и спесь, и лесть,

И так же борются со скукой,

И всё ж они – особый вид —

В ладу с полётом и помётом.

Их прародитель Гераклит

Считался главным идиотом.

Агору он не посещал

И говорил: «Людская стая!» —

Игре гражданственных начал

Игру с детьми предпочитая.

Над ним смеялись от души:

«Учёный муж, а так, бездельник,

Бедняк, живущий на гроши,

И в суемудрии отшельник!»

Вдали от шумных площадей,

Богам под стать, за облаками,

На горных кручах, чудодей,

Пытался властвовать веками.

Был белый свет ему как дом,

Всех посылал – враги ли, други,

Но человеческим дерьмом

Лечил телесные недуги.

Он прожил странно странный век

И злыми псами был разорван,

Но в изумленье мир поверг

И повергает до сих пор он.

Ведь не поймём мы, хоть убей:

Как, отметая невозможность,

С сестрой строптивою своей

Едина противоположность?

Раз двдцать – всё нам нипочём! —

В одну и ту же лужу вступим,

Но основательно толчём

Одну и ту же воду в ступе…

Вон что имел в виду приор!

В перипетиях тьмы и смуты

До нас дошёл дух тех агор

Со сладким привкусом цикуты.

Но избегать людей не грех, —

Всё лучше, чем любить с расчётом:

Был идиот умнее тех,

Кто хохотал над идиотом.

С тех пор, забыв завет отцов

О превращенье в крылья плети,

Прочь гонят люди мудрецов —

Их понимают только детти.

…А на вокзале горький бомж

Спит одиноко и несыто.

Нет, посмотрите, как похож

Седой старик на Гераклита!

Пока живёт в стране народ,

Пока он сеет, ест и пьёт,

Пока стремится он вперёд, —

Шизофрения не умрёт!