Александр Гранов - В провинции у моря. Книга первая (1998–2014)

Страстью капканною в клеточном царстве
Цель доминантную душат проблемы.
Силой арканною в призрачном фарсе
Путь прикрывают незримые стены.

Цель отодвинута брендами пира,
Звоном бокалов, обильем закуски.
Чтим за столом не Творца, а кумира,
Всех уверяя, что это по-русски.

Любим по-русски, стакан наполняя,
В застолье угрозы не видим ни в ком.
Залпом, как водку, судьбу выпивая,
Явь застилаем несбыточным сном.

А утром похмельным, с болью в затылке,
Не зная, за что так судьба к нам строга,
Господа молим о новой бутылке
И просим прощение нашим врагам.

Нынче радость – уходят Змеи,
По восточно-астральным тропам,
Аргументно-весомым топом,
В гороскоп приглашая верить.

В ожиданье, что стук подковы,
Оживит скуку жизни тусклой,
Сжатой до величин корпускул,
И что ржаньем озвучит новость

Лошадь, конь! Не лошак, не мерин,
Даже мул не решат задачи,
Как, вступивши на путь удачи,
Его сделать спокойным, мерным…

Только надо копить терпенье,
В феврале лишь тот конь прискачет,
Он еще даже не маячит,
Лишь рождает в умах сомненья.

Мы ж пока календарь листаем,
Мол чего же там завтра будет,
Чем нас завтрашний день разбудит,
Развлечет нас какою тайной…

Навряд ли па в парадном вас порадует,
и «Новый Свет» не «Парадиз» в Крыму.
«В» или «си» как оранжад оранжевый…
Апрель, в нем сакуры стоят в дыму.

Пародии же и весной не радуют,
к оригиналу зависть в них и злость,
читаешь, будто блекнет в небе радуга,
и запах свой теряет жимолость…

Теряет запах чистоты и свежести —
в пародии всегда второе дно,
у пародиста к ближнему нет нежности,
он словно тюбик с надписью «govno».

Готов измазать мысли и страдания,
обгадить трепет раненой души,
убить её стремленья и желания,
вонзить в нее злословия ножи…

Но наплевать апрелю на пародии,
и вишням на ехидство наплевать.
Для всех Весна поет свои мелодии…
Прости ж ты пародистов, Бога Мать!

I

Я чувствовал, что Слово есть,
Оно же пряталось, таилось,
А я, растрачивая силы,
Искал его, из кожи лез…

Его не пишут в словарях,
Его нет в днях простых, кошерных,
Оно лишь в помыслах душевных,
И в потаенных от нас снах.

Пред ощущеньем жизни новой
Присев, подставим души Слову,
На разнотравиях весны.

И вмиг поймем, что не осмыслим
Надкупольно-надмирной выси,
И Мира вечной новизны.
II

И Мира вечной новизны,
Последнюю благословенность,
Пред шагом в выси нелинейность,
В мечту, что просветляет сны.

В владенья мерностей иных,
Чью сущность не постигнет разум,
Не думая, как в омут, сразу,
От перипетий дней земных.

От бесконечностей оковных,
От слов заманчиво условных,
Несбывшегося бытия.

От гордости автомобильной,
От бесполезности усилий,
От мрака завтрашнего дня.
III

От мрака завтрашнего дня,
Без Бога никуда не скрыться.
По осени кружатся листья,
Душа томится от огня…

Она пред выбором стоит,
На перекрестке бифуркаций,
Ей не до смеха, и оваций,
Душа пред выбором болит.

Чтоб данная свободы воля,
Определить сумела долю,
Без сонма из обманных слов,

Чтоб средь грехов не растворилась,
Чтоб обрела покой и милость,
И высшего постигла новь.
IV

И высшего постигла новь,
В момент свободы изъявленья,
Когда уходят все сомненья,
И наполняет все Любовь.

В тиши, среди чащоб она,
В безмерье синевы небесной,
В астральной страсти наших песен,
В которых не бывает дна.

Протяжной тоникой в миноре,
Прочь отгоняя быт и горе,
Летят чрез горы и моря…

И часть души летит в той песне,
Жаль, что нельзя лететь с ней вместе,
Ведь держит нас еще Земля.
V

Ведь держит нас еще Земля,
Не оборвать нам эти нити,
По одиночке или в свите,
Не убежать нам с корабля.

Незримым парусом гоним,
Фотоны, облекая в ветер,
На том или на этом Свете,
Корабль летит, и мы летим…

Кто у кого в каких оковах,
Кто добровольно, кто прикован,
Для послушанья бытия.

Роптать бессмысленно гордыне,
Всем наказанье за унынье,
И нераздельны – быт и Я.
VI

И нераздельны – быт и Я.
Я – симбиоз души и тела,
Души, которая прозрела,
Устав от общества вранья.

Ти Ви, газеты, Интернет,
Несут незримые оковы.
Ловцы душ чистых, светлых, новых,
Собою заслоняют Свет.

От истин свыше к нам сходящих,
Им плохо, если кто-то счастлив,
Всей суете наперекор.

И заперт ветер городами,
Чтоб их продуть – нужно цунами,
Чтоб совесть пробудить – укор.
VII

Чтоб совесть пробудить – укор,
Но он неуловимей эха.
И где тот указатель, веха,
И что он – нота ли, аккорд…

Откуда звук его придет?
Иль будет он не звуком, светом…
Но вот весна сменила лето,
Зим бесконечен хоровод.

Как прежде в спячке совесть наша,
И не востребована чаша…
Росли бы в небо города.

Для избранных апартаменты,
Друг другу разрезая ленты,
Все делят долю Господа.
VIII

Все делят долю господа,
Заев шампанское икрою.
Гламуру не до слез и крови,
Зачем они текут, куда…

Гламурный метросексуал,
Продукт столичности и денег,
Он и себя лишь ими ценит,
Держа улыбчивый оскал.

Не тяготит души работа,
Вся жизнь как праздник, как суббота,
Без тягот нравственных границ…

Фейерверк убогого мышленья,
Вульгарность – враг любых сомнений…
Не жизнь, а карнавальный блиц.
IX

Не жизнь, а карнавальный блиц,
В мельканье вспышек нет устоев,
Проходят карнавалы строем,
Но нет на них открытых лиц.

А можно ль от других скрывать
То, что само источник света…
В весельи не найти ответа,
Не селится в нем благодать.

Она в порыве покаянья,
И не помогут деньги, званья,
Постигнуть Истины печаль.

Пред самой главною дорогой,
Понять, что хоть грешили много,
Отец не может не прощать!
X