Валерий Дудаков - Избранное IV

Завернуться б в снега,
Нахлобучить бы ветку сосны,
Её хвоей шершавой
Лицо расцарапать до боли,
Как достал уж февраль,
Дотянуть бы до ближней весны,
Я от ноши устав,
Осердясь, всё ж тащусь подневольно.

Старый груз давит прошлым
И тяжестью горьких обид,
Как бы скинуть его
И не рыться в ночных покаяньях,
Непокорная совесть
Под утро отчаянно свербит,
Но никто не придёт,
Не сочувствия нет, ни вниманья.

Убежать бы туда,
Где ничья не ступала нога,
Затаиться в тиши,
Не печалясь, а дальше что будет,
И покинув все страны,
И все позабыв берега,
На одно уповать,
Ну, спасите те же всё-таки, люди.

Наш старый сад в метелях забурел
И увальнем лежит сугроб горбатый,
Тяжелый снег на твердь дорог насел,
И не поднимешь тяжесть всей лопатой.

Мы с Фаби рано начинаем жизнь,
Ещё темно, а мы уж бродим парно,
Ты только не спеши, не подскользнись,
Обманчива так твердь и так коварна.

В калошах старых, древний плащ, что смерть,
Я как отец, согнул в отчаянье спину,
А ты несёшься, развивая шерсть,
И все четыре лапы твёрдо сдвинув.

В такие дни забудем холода,
Целебней подморозья не бывает,
Метель вернётся, это не беда,
Без удержу настой весны глотаем.

Забыть печаль, на всё махнуть рукой,
И зовы вёсен под сурдинку слушать,
Такого утра благостный покой
Нам с Фаби честно исцеляет души.

Стало небо синеть не февральски,
Словно март затаился в вершинах,
Растопило замёрзшие льдины,
Но к утру замерзает стремглав,

Чёрным абрисом сосны прочертят
В небесах заколдованных дверцы,
Чтоб лукаво в лугах приоткрылись
Все секреты февральских забав.

Порошит то, то солнцем ласкает,
То сугробит, а то согревает,
То-то игры затеет природа,
И статистика вся кувырком,

Я не видел подобного сроду,
Не спросясь, заигралась погода,
Днём по крышам потоком стекает,
В ночь искрится прощальным ледком.

В снах берёзы вдруг выгнули спины,
Запестрели стволы чернотой,
И куда лёгкий взор ты не кинешь,
На весну затаился настрой.

Взгляд туманит чуть видимый дым,
Прибавляется день аккуратно,
И колотит капелью азартно,
Словно дятел по соснам седым.

Мороз оттаял в феврале,
Завил дорожки снежный вензелем,
Узором лёгким на стекле
Заплакали изгибы кренделем.

Чуть побурел комками снег,
И от тепла по крыше валится,
Ну, прикорну я в лёгком сне,
Пусть солнце греет на завалинку.

Мечтаю здесь и здесь грущу,
Зима отстала расторопная,
И палкой дырки колочу,
Не тронут роз морозы грозные.

Они, под снегом затаясь,
Должны хранить своё дыхание,
Порошит лёгким снегом вязь,
Им чертит сладкое название.

Под тёплым ветром оживут,
Весна наполнит бурно соками,
Чуть прорастут, слезой всплакнут,
И оживут с листвою ропотом,

В них затаился майский стон,
И красок яркое цветение,
Когда распустится бутон
И полыхнёт на удивление.
Ну а пока они в тиши,
Снегами плотно убаюканы,
Весна, ты только не спеши,
Ещё морозы будут злюками.

Всему настанет свой черёд,
И долгожданный и негаданный,
Так затаился Новый год,
Чтоб тешить новыми проказами.

Вздохну и выйду на крыльцо,
Снег то сопит, а то сжимается,
Я помню, как твоё лицо
Весенним соком наполняется,

Ещё цветенье впереди,
А годы – с ними легче справиться,
Не торопись, не уходи,
Пусть этот год на радость сладится.

Этой истомой пропарятся
Крепкие дни февраля,
Верный мой друг,
Мы не старимся,
Зимы проходят не зря.

Средь бездорожья промерзшего
Вечных сугробов, что спят,
Бродят цветными надеждами,
Нам исцеленье сулят.

Мы вот, ужо, распорошимся,
Снегом крутым пометём,
Что ж ты, родная, хорошая,
В сердце тепло мы спасём,

Руки согреем надеждою,
Беды без снов отпоём,
Чтоб, согревались, как прежде мы,
Светлой свечи огоньком.

Затяжной февраль растравит душу,
То ли на тепло, то ли на холод,
По утрам так птиц тревожно слушать,
Зимний тихий бред, весенний клёкот.

Снова льдом закованы дорожки,
Выйдешь – тянет запахом мимозы,
Бродят тени гулко, осторожно,
Капают тяжёлых сосен слёзы.

Сон один и тот же часто снится,
Снег скрипит, бреду, ты только слушай,
Коль душа в унынье – помолиться,
И прилечь на мягкую подушку.

Как весны дождаться, я не знаю,
Вечные замучили сомненья,
И когда глаза я закрываю,
Вижу первых крокусов цветенье.

Напишу записку Валентину,
Горечь расставаний пусть отсрочит,
В грустных строках боль свою отрину,
Как тяжёл февральский бархат ночи.

Вот мельница. И крутит талый снег,
Подгнивших лопастей прочервленный покой.
Мне прикоснуться б к ней слегка рукой –
Но трогать живопись опасное занятье.
А лучше глазом прикоснусь,
Внимание своё, смотрители, не тратьте.
Художник был ты, вовсе не солдат,
Но пал в жестокой брани за отчизну,
Холсты твои усталые стоят,
Покрыты пылью.
Тихо, смолкли звуки, как на тризне.
И звёзды синим сном торжественно блестят.
Уют усадьб дворянских ты писал,
Где ландыши небесным сном сияли,
В покое барские покои почивали,
Скрипела мебель,
вспоминая прежних всех жильцов,
Всех кавалеров, дам, поэтов и творцов,
Огонь каминный щекотал поленья,
И отражалось солнце позднее на стенах,
И струйкой вился вдаль равнинный дым
По заводям и пахотам седым.
Остатки снега вниз сползали
к скромным речкам,
Печальные глаза ворон по-человечьи
Так грустно провожали солнце на закат.
Цвет чёрных пашен, белизна берёз,
Рябинных ягод кровь – ты им внимал,
И чувствовал, и знал, и понимал,
Но скоротечна жизнь,
Хоть кто-то с пафосом сказал:
«Искусство вечно».
Прекрасен был «Союз», тех, кто любил
Поля и нивы, чтил восходы и закаты –
Всё, чем живёт Россия, чем она богата,
Чем дышит, чем она спасётся,
Чем этот добрый край исконно мил.
Жуковский, Аладжалов, Виноградов,
Петровичев – птенцы гнезда Серова,
и взрастил вас Левитан,
Вы собирались здесь из дальних стран,
чтоб снова
Россию славить, не бравурно, скромно,
Любили вы её как мать родную, как свою,
Её пусть хвалят, пусть её клюют,
Писали уголки, что прятались укромно, тихо,
Но вскоре грозно накатило лихо.
Пылала вся страна, как на пожаре,
И утонула та Россия в Светлояре.
Художник, волею судеб гонимый,
Обязан был за честь
вступиться близких и любимых,
И дерзкий критик бит журнальною статьёй,
За славоблудье, оскорбительное чванство,
Не знаем мы, что перенёс ты в этот миг.
Пространство
Тебя перенесло в иные дали. Снова ты писал
Край вечный польских и озёр, и рек.
О, где бывает счастлив человек,
На Родине иль близ неё, кто знает.
Для тех, чья жизнь есть сон,
Чужой отчизны не бывает.
Дымился край, поруганный, но гордый,
На левом берегу стояли орды,
На правом не хотели в бой вступать.
Не снизошла к несчастью, благодать.
И осеняя в смертный час себя крестом,
Шептал ты в немощи и боли:
«Минует, Матка Боска, скоро лихо»,
Закрыв глаза, молился, а потом
Шептал ты снова пересохшим ртом,
Что «есче не згинела польска» тихо.
Художник вольный, всем артистам брат,
Ты пал в жестокой брани как солдат,
Своей судьбы и участи достоин,
Искусства и судьбы невольный воин.