Алексей Камратов - Любовь моя – Россия! Стихи и песни

Вчера любовь «офонарела»
и позвала меня в кино.
Я ей ответил очень смело:
«Кино прокручено давно.
Оно достаточно невкусно,
и без поп-корна не поймёшь.
Была бы жизнь, а к ней – «капуста»
Всё остальное – просто ложь.
Пойдём-ка, купим лампу в лавке,
Тушить её – не потушить.
Моя любовь созвучна Кафке —
«Любить, пока не кончим жить!»
Примеч. Капуста* (жаргон) – деньги

Жёлтая отрава —
дней осенних шёпот —
ей идти направо,
мне – в другую близь.
Умоляю, дайте
человеку право,
полюбив, остаться
с милой на всю жизнь!

Искурив за вечер
пачку жгучей «Примы»,
не познав извечных
поз из «камасутр»,
понял, что сегодня
чувства нелюдимы —
«Изменил с другою? —
так, не обессудь.

Грусть на зелье падка
и душа томится,
за оградой парка
праздник Покрова.
Ах, какая осень!
Стоит вдрызг напиться.
Жёлтая отрава,
ты всегда права.

Зачем опять я думаю о нас,
о прошлом, запорошенном мечтами.
Душой спешу взобраться на Парнас,
сказать: «Любовь для нас – татами».
С собой бороться больше не могу,
и ты мечтать, по-моему, устала.
Любить, как в светлой юности – в стогу,
сегодня нам с тобою не пристало.
Люблю во сне, что значит – наяву
у нас любовь с годами не остыла.
Спасибо, Жизнь. Я внучку назову
Любовью, заглянувшей в сердце с тыла.

Выкрутасилась метель три денька подряд,
и любовь, как в шторм, корабельная.
Не прошёл и год, по кроваткам в ряд
трём сынкам поём колыбельную.
Развесёлый хор – по-мужски вокал —
зимний плод любви вызрел к осени.
Наливай, жена, до краёв бокал,
Знать, Троянский конь лёг под простынь к нам!

За окном метель вновь куражится.
Жеребец показался в окне.
На Руси испокон людям кажется —
сыновей жёны «носят» к войне.

На дороге – гололед
и на сердце – тоже.
Черный тополь в небосвод
врезался, как ножик.
Льнут снежинки к волосам
траурною лентой.
В чьи-то синие глаза
утонуло лето.
Осень, злата наменяв,
стынет под ногами.
А Луна сосет меня
желтыми губами.
Я давным-давно иссох.
Что еще ей надо?
Слов моих медовый сок
выпила отрада.
И, смеясь, стреляла влет —
говорила, любит…
На дороге – гололед.
Не влюбляйтесь, люди!

(зарисовка из Адриатики)
На дворе неуёмный дождь —
барабанит мне в душу, не в дверь.
Он не ставит любовь ни в грош,
Он – голодный и дикий зверь.
За порогом на части рвёт
не успевшую скрыться грусть,
отправляя за ней в полёт
бредни мыслей и пальцев хруст —
«Не пришла!». А дождю плевать,
кто там прячет под зонт интим
в тайной комнате, где кровать
её тело сплела с другим.
Пистолет на столе блестит —
до поры неживой металл —
он беззвучен, но не простит
тех, кто ложью меня достал.
Дань неся и дождю, и злу,
он, не раз мне спасавший жизнь,
отстрелил бы тому «козлу»
корень чести под женский визг.
А её? Пусть живёт в аду
тихих дней без любви, где ложь…

– Вот наплёл! Лучше сам пойду
в дом к соседке. Мне – дождь не в дождь!

С ветром печка гукала,
хрипя,
называя куколкой
тебя.
Я хочу нейтральным быть,
не раб.
Карты не игральные,
в них – крап.
Я люблю по правилам,
без лжи.
Сколько чувств отравлено
во ржи,
сколько слов испачкано?
Я – пас.
Ухажёры пачками —
не фарс.
Я молчу. Мы заняты
кто чем.
Нам палатка в зАмяти —
ковчег,
Ветры в трубы-кратеры
поют,
Третий день характеры —
в бою,
третий день сражаемся —
молчим…
И не плачь, пожалуйста,
в ночи
пусть играет нервами
гроза.
Да и ты – не первая
краса.
Взглядом не упрашивай.
Ах, ах!
Не люблю ухаживать
в горах.
Горы дружбу чествуют,
как храм.
Верен я, по честному,
горам.

Загрустили звёзды на ветру —
Холодно им там и одиноко.
Я сегодня к милой не приду
в теплоту, за шторку спящих окон.
Сквозь мороз, ушедших в лету зим
тёплых отношений и событий,
я прошёл. Да, был неотразим
в сумерках растаявшего быта.
Поплутав словами невпопад,
поиграв с любовью на пределе,
понял – кто-то третий виноват
в нашем греховодном беспределе.
Не виню её, она права —
Приговор Любовь нам объявила:
«В поле жизни скошена трава,
в стог упав у третьего на вилах».

(из книги «Бесы-кони»)
Летят бесы – кони
в расплавленном мраке.
Метели погоня
гудит в буераке,
и в небе, и в поле…
И посвист в придачу.
А свадьба в запое
запойно судачит:
– Вот, надо же, ведьма,
сбежала по стуже.
Жених-то, глянь. Э, тьма!
Кому теперь нужен?
– А кто тот разбойник,
промчавшийся вихрем?
– Не наш. С маслобойни.
– Механик что ль ихний?
Красивый! Но чокнут.
– Да, что-то нечисто.
Кажись, что девчонку
попутал нечистый.

А двое не слышат.
Их кони летели.
Любовь – это выше
и слов, и метели.
Впиваются губы,
сливаются реки…
Шла ночка на убыль,
а счастье – навеки.

В избе – пересуды:
похищена зорька,
не бьется посуда,
не слышится – «горько!»
Жених не таковский —
смеется: «Бывает!»
не бьется посуда,
не слышится – «горько!»
Жених не таковский —
смеется: «Бывает!»
Бутылку «Московской»
один допивает.
Рукою поправив
сатиновый ворот,
встает.
– Кто отравит
мне свадьбу?!
Кто ворог?!
Что стонете, бабы?
Права молодуха.
Не жизнь ей была бы,
а плен и разруха.
Гуляйте все! Пейте!
И будьте довольны,
ядри вас в копейки,
друзей малахольных.
И вышел из комнат,
протезом не всхлипнув.
Под сердцем – осколок
за ногу из липы.

Я – пулей. Я – следом —
частичкой подмоги.
Луна мертвым светом
скатилась под ноги
ушедшему в тени.
Веревка – струною.
Февраль отметелил.
Плыл март стороною,
спешил – не устать бы
на снежных откосах.

Так кончилась свадьба —
Войны отголосок.

– Отпусти! – кратким криком, как выстрел,
Птицелова пичужка просила.
Я тебе пропою в синих высях
больше песен, чем в клетке постылой.
Отпусти! Не ласкай меня взглядом —
взгляд – не солнце, не ветер привольный,
изобилие стало мне ядом
в тёплой клетке и сытой неволе!
Отпусти! Ты – такая же птица.
Крылья – разум твой. Взвейся крылами!
Знай, что сердце напрасно стучится,
Если немощно выпустить пламя.