Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

«Это был посланник тех, кто спроектировал Явь, Навь и Правь, – сказал Тотх. – Суровый дядька. Я был уверен в том, что они наблюдают за тем, что тут происходит последние несколько суток. Что же, раз они не против, значит, собирались учинить что-то похожее. Или, ведая предначертания Доли, просто дожидались, пока мы появимся, чтобы не вмешиваться самим. Это в их духе. Я за время учебы немало узнал про обыкновения высших сущностей такого порядка. Держись около меня, сейчас система закончит обсчет данных и загрузит резервный файл, в который я внес небольшие изменения».

«Это какие же?»

«Знаешь, у меня было достаточно много досужего времени, чтобы ознакомиться с догматикой различных верований, в том числе и земных. Мне очень понравились кое-какие моменты, особенно про воскрешение всех мертвых. Как я уже говорил, наше учение о конце света не сбылось. Тогда я подумал: а почему бы и нет, в конце концов? Вот ты бы на моем месте хотел воскресить всех, кто когда-либо существовал в роде человеческом?»

«Не знаю. Это же большая ответственность. Мало ли, может, надо не всех. И опять же, если они воскреснут, что потом их ждет? Может, некоторые вообще против того, чтобы их воскрешали. Вон Юдин, например, против».

«А я, ты знаешь, решил рискнуть. Будь что будет: если моя задумка Создателю угодна, все получится, как я мечтал, а если неугодна – ну что ж, мне уже, признаться, порядком поднадоело жить, когда жить не для кого. И это все равно будет достойный итог живота моего».

«Как знаешь, дело твое».

«Смотри, Серега, если ничего не получится и я погибну, попробуй сконцентрироваться на телесных ощущениях, возвращайся назад и выходи из бункера наружу. Саша и Таня уже ждут тебя там, только не решаются войти в подземелье. Надеюсь, ты не в обиде на меня. Конечно, если хочешь, можешь вернуться и сейчас, но в эту минуту мне хочется, чтобы рядом был кто-нибудь близкий. А я, честно говоря, так к тебе привязался, так хорошо тебя узнал, что никого роднее за всю мою жизнь у меня и не было».

«Спасибо».

«Кажется, начинается. Ну, прощай, на всякий случай, и не поминай лихом».

Тотх замолчал, наблюдая за разворачивающейся картиной. Я почувствовал, как он напряжен и взволнован – еще бы, важность момента трудно было переоценить.

В следующий миг меня растворила в себе накатившая волна безличного и безмолвного восторга. Как и во время выполнения яритского ритуала, я слился с окружающим всеединством и погрузился в экстатическое созерцание.

…Я увидел небо, укрытое бесконечными вереницами облаков. Казалось, они расходятся радиально от некой точки за горизонтом, но на самом деле их полотна не имели ни начала ни конца. Прорехи между ними выглядели как маленькие впалые воронки с припухлостями по краям. Кое-где между ними проступали кляксы туч, а кое-где – пронзительная синь небес. Во мгновение ока хлынул ливень. Запахло озоном, свежестью. Резко громыхнув, грозовые раскаты смели белоснежное великолепие с небес, и над половиной планеты воссиял лучезарный день. Свет пожирал тьму пядь за пядью, вытесняя ее с захваченных плацдармов, заставляя в панике отступать все дальше и дальше, пока, вопреки всем законам природы, сумерки не исчезли вовсе. Только над яритским полигоном по-прежнему расплывалось свинцовое пятно ночи, огражденное силовым полем. Так, словно это была резервация для нелюдей или заповедник для опасных животных, от которых нужно оберегаться.

Мой взор понесся над зеленеющими лугами, вспугивая стаи пчел и бабочек, над водами, обгоняя птиц. Я ловил сочный аромат свежескошенной травы и отборного сена, запах цветущего винограда и майских садов, пыльный дух полевых цветов и масляную влагу осенних грибов. Казалось, что смешались все климатические пояса и времена года, но на самом деле я просто перемещался между ними со скоростью мысли, проникая сквозь все преграды, легко касаясь всего, что попадалось на пути, и тут же уносясь в новые просторы.

А затем, расплавляя воздух, в небо стали взмывать монументальные величественные сооружения и небольшие, но аккуратные и ухоженные домики, окаймленные возделанными участками. Арки, колонны, портики, большие и малые, строгого стиля или причудливых форм. Храмы. Университеты. Дороги.

…Я услышал стоны мириад душ, роящихся над землей сонмами огненных клубков, почувствовал их извечную тоску по ветру, бьющему наотмашь, по шуму листвы и плеску волн, прохладе воды в летний зной и счастливой усталости после тяжкого труда. Я почувствовал, что они хотят вернуть свои тела. И в следующий миг их чаяния сбылись.

…Горсть праха под копытцем газели спиральным пылевым смерчем поднялась над лесной тропой и стала сгущаться, становясь все более плотной и приобретая зримые очертания человеческого тела. Яркое пятно рыжего света юркнуло в свою воздвигнутую из персти юдоль, и в тело влилась жизнь. Ликующий трубный звук затопил все вокруг. И увидел я, как дряхлая и немощная плоть ожившей старухи превращается в тело юной девушки со станом богини; как исчезла седина, а ветер заиграл копной волнистых каштановых волос; как удивленно взмахнули густые длинные ресницы и радостно задрожали губы, прославляя происходящие метаморфозы; как кожа и мускулы налились желанием и жизненными соками, чтобы никогда больше не испытывать скорбей и болей, несчастий и разочарований, раздражения и зависти.

Это происходило по всей Нави. И смерть, и ад отдали своих мертвецов, и возвращался дух к телу, которое у него отобрали, и тленное облекалось в нетление и бессмертие, и было счастье, и было утро, день первый.

А потом начали сбываться мечты.

Тотх парил над родным селением, наблюдая за грандиозностью глобальных процессов, которые он разбудил своей волей через века самоотверженного труда и одиночества.

«Скоро моя очередь, – сказал он. – Пора и мне становиться человеком. Вот и подошли к концу мои мытарства, начинается новая жизнь».

Как ни странно, но ни триумфа, ни глубокого удовлетворения в его пока еще бесплотных эмоциях я не уловил. Неужели за время скитаний он полностью утратил способность испытывать чувства, щекочущие эгоизм и самолюбие? Остался ли он тем же молодым честолюбивым специалистом по ксеноконтактам, мечтающим о семейном счастье и продвижении по службе, или тысячелетия, проведенные среди чужих рас, без крова, близких, родины и даже без тела так переменили его, что он стал чем-то кардинально отличным от своих соплеменников?

«Ну и каково оно – дожить до исполнения своей мечты, которую лелеял пять тысяч лет?» – спросил я.

Мой бесплотный спутник, казалось, пребывал в затруднении.

«Я, Сергей, сам пока не понял. Глупо, но я, кажется, ничего не ощущаю. Если бы у меня было лицо, я скривил бы губы в горькой и циничной ухмылке. Меня слегка мучает зависть к сородичам, которые получили такой подарок, в то время как я один бился над тем, чтобы их спасти. Наверное, время слишком покалечило меня. Впрочем, это пройдет. Я просто до сих пор не могу поверить в то, что мне это удалось».